— Словно все видел в кино?
— Вроде. Только в кино ты сидишь в кресле и наблюдаешь со стороны. А я в одной рубашке прошел по монастырскому двору, чувствуя мороз только кожей, внутрь холод не заходил. Потом своими глазами увидел Авеля, которого раньше не знал, кто он и откуда. Оказалось, был наместник с таким именем. Да и про монастырь все узнал только от бабушки, она рассказала. А когда я сам стал рассказывать, как все было, она удивилась — откуда взял такие подробности. Короче, прожил я ту ночь с монахом и отроком Иоанном, молился — как сквозь огонь проходил. Кстати, молился, как в рассказе, на арамейском, которого не знаю. Спроси сейчас — ни слова не вспомню. Потом вышел к Хану Батыю с иконой. Увидел его испуг и шок. Хана будто парализовало. Оглянулся — а за моей спиной стоит огромный великан весь в молниях и ярком свете. Присмотрелся — узнал Иоанна Богослова. Причем ни иконы той чудотворной, ни живого Иоанна, ни отрока-иконописца я до этого не видел — само пришло. Как тут не вспомнить о Духе, который действует в нас, христианах, независимо от желаний и ситуации. Так что, Александр, рассказал, как сумел, боле меня не терзай.
— Слушал тебя, Дима, а у самого идея родилась, — сказал я, хлопнув себя ладонями по коленям. — Возьми еще бумаги и всё, что мне рассказал, допиши в свой сценарий. Понимаешь, это приземлит твой мистический проект на нашу грешную землю и станет более живым. Если меня заинтересовало, то и других заденет за живое.
— Я тут подумал: бедный Сергей с его группой киношников! Как он эту метафизику снимать будет!
— Об этом не беспокойся. Дух, как тебе, так и ему поможет реализовать наш сумасшедший проект.
Я весь еще был с Димой в обители Иоанна, пылая огнем благодарственной молитвы…
…Как увидел нечто совершенно реальное: по ступеням Троицкого собора спустилась Светлана. Вся в лучах света, сияющая улыбкой и белой блузкой, она бросилась ко мне навстречу и за полметра до меня замерла, смущенная внезапным порывом. По просьбе батюшки Серафима, вспомнив про защиту чистоты, я притянул девушку к себе, и мы обнялись, как положено, скромно и благочестиво.
— Светлана, ты такая красивая в этой длинной юбке и платочке. Так чота мне нравишься…
— Ты только не бросай меня, ладно? — горячо выдохнула девушка на ухо.
— И не надейся, не брошу. Никогда.
Ну и разумеется, от смущения, в качестве защиты своей чистоты, а может от преизбытка радости, двинула меня в бок железным кулачком. И снова услышал в голове (в груди, в сердце, с небес?) Серафимовское «терпи, твоё боголюбие!»
Глава 3. Ошибка резидента
Он ожидал меня у могилы Мотовилова под березой с застрявшим сломанным зубом экскаватора, с иконками Императора Николая Александровича и Преподобного Серафима. Все еще пребывающий под впечатлением огненного касания к раке с мощами Марфы, я словно плыл над асфальтом, щедро залитым ярким солнцем, поэтому слова незнакомца сбросили меня на землю и были неприятны. Особенно ворчливые интонации глухого надтреснутого голоса.
— В этом самом месте моего деда призвал на службу сам Государь Николай Александрович. — Он поднял на меня подслеповатые глаза в дымчатых очках с диоптриями. — В 1903 году, сами понимаете. — Снял очки, с прищуром глянул мне в лицо. — Не верите?
— Верю, — ответил я, окончательно опустившийся с небес на землю. — Почему с этим ко мне?
— Вот это и хочу выяснить, — проворчал он, вернув очки на нос. — Сэндер — это моё имя. Почти как ваше.
— Кажется, сэндер (по-английски thunder) — это гром? А моё имя в переводе с греческого означает «защитник». В чем же сходство?
— В созвучии, — предположил он. — Хотя, тут есть о чем подумать. Кто знает, может быть защищать людей без грома не получится? У вас-то, гром был?
Я вспомнил удар взрывной волны во время диверсии в подвале Концерна и молча кивнул.
— А моё рождение на свет белый сопровождалось грозой. Наверное, в честь того события меня так и назвали. По паспорту я все-таки Александр. Выходит, Сэндер как бы второе имя, или прозвище… Иоанна Богослова Господь тоже называл Сыном Грома.