И я дерзнул!
В те времена тотального криминала, когда воровали и врали абсолютно все, мне приходилось вращаться в самых разных слоях общества: от депутатов и министров — до карманных воришек и бандитских шестерок, от иностранцев и аристократов — до наркоманов и пьяных дегенератов. И что характерно, всем говорил правду, прямо в лицо.
Интересна были реакция. У кого-то челюсть падала на пупок, кто-то немел и сбегал в туман, бросались на меня с кулаками, стреляли в упор и промахивались, а двое целились мне в сердце, а попали себе в грудь. Видимо слава обо мне, как о неуязвимом правдолюбце разлетелась по градам и весям — меня стали бояться. В какое-то время показалось, что я остался один на белом свете. Загрустил.
Когда я уже оказался на грани отчаяния, в моей жизни появился великий человек, обозначим его — Депутат. Привел меня к нему его помощник, тривиальный бандит в классе авторитет районного масштаба. Во время разговора он сидел напротив, наблюдая за моими руками.
— Не скрою, вы меня заинтересовали, — произнес Депутат задумчиво, разглядывая меня.
В кабинете стало жарко, то ли от напряжения, то ли от нахождения в замкнутом пространстве трех тел, двое из которых весили от ста кило и выше. Депутат расстегнул ворот рубашки, на мощной шее сверкнула россыпью двухкаратных бриллиантов толстая цепь из платины. Рядом с депутатским значком это соседство выглядело неприлично. Я об этом сказал вслух. Охранник напрягся, сунул руку под пиджак, расстегнув наплечную кобуру. Депутат вяло махнул рукой: расслабься, всё нормально. Улыбнулся гостеприимно, приказал по селектору доставить Мартель. Девушка лет пятнадцати внесла поднос с темно-золотистой емкостью, лайм, виноград и сыр в ассортименте.
— Простите, маэстро, мой провинциальный вкус, этот напиток мне понравился еще лет тридцать тому. Не могу отказать себе слегка поностальгировать с бокалом в руке.
— Что вы, не стесняйтесь, — улыбнулся я. — И всё-таки, что вам от меня нужно?
— Вы разве торопитесь? — спросил он. — Кажется, на сегодня, как и на месяцы вперед у вас никаких планов нет.
— Перед тем, как выйти из дома и сесть в ваш лимузинчик, — сказал я, унимая голодное урчание в животе, — я сварил супец. Хотелось бы тупо похлебать щец. Так что, прошу ближе к делу.
— Так я о деле и хотел поговорить. Только прежде хочется узнать, чего вы хотите?
— Я? — переспросил, бросив в рот кусок маасдама с виноградиной. Поднял глаза к потолку, пошевелил губами и выпалил: — Пятьдесят миллионов условных — двести штук наличными, остальные чеком. Сами понимаете, возвращать деньги даже не подумаю — они у вас все ворованные. А я их потрачу на пользу народу.
— Вы уверенны, что народу они нужны? — с ироничной улыбкой спросил он.
— Конечно! — кивнул я уверенно. — Вы же не считаете своих волкодавов народом? — Кивнул я на свирепого охранника. — А у вас в кои веки появится возможность сделать хоть одно доброе дело.
Помощник вскочил, скрипя зубами, выражая намерение разорвать меня на мелкие части. Снова получил начальственную отмашку, сел на стул.
— Ладно, как говорится, ударим по рукам, — расплылся в улыбке Депутат, делая вид, что эта игра его забавляет. Позвонил по селектору, приказал принести указанные деньги. Помощнику сказал: — Да не переживай ты так, маэстро сейчас побежит снимать кино, а мы его продадим и вернем свои кровные. — Он глянул на меня. — Так ведь?
— Это не вам решать, — сказал я, принимая сумку с деньгами. — Ладно, пока! Щей хочу. — Вышел из душного помещения на улицу, присел на скамейку остановки автобуса.
Тот самый помощник не отвязался от меня до самого дома. Вошел следом за мной в подъезд и проследил, в какую квартиру войду. На следующий день по телевизору сообщили, что Депутата сняли с должности, отдали под суд. А еще через три дня он вместе с помощником попал в ДТП с летальным исходом. Видимо, хотел меня обмануть…
А кино я все-таки снял, благо в средствах себя не ограничивал. Вышел фильм только заграницей, а у нас «попал на полку». Но с появлением интернета, он стал доступен и для нашего зрителя, только наши чиновники сделали все возможное, чтобы покрыть сей шедевр гробовым молчанием. Какова причина? Да всё та же — правда глаза режет.