Чуть больше, чем обычно, уплывал в пелену недобытия, «я полуплакал, полуспал». В том неявном потоке мыслей плавал, кружился, источая из себя наружу мысли, из-под полы в тумбочке у кровати в спрятанном принесенным ноутбуке одной рукой писал заметки для памяти, для фиксации.
Со временем, додумался до одной занятной идеи — самое главное, наиболее интересное в моей жизни происходит не снаружи, а внутри меня самого. В уме или в душе — пока неясно, но внутри точно. В конце концов, разговоры, книги, фильмы, события — это лишь топливо, поступающее в мой внутренний реактор. А на выходе, после сгорания и переплавки — мои мысли, мои идеи, как говорят старшие товарищи — «рефлексии». Впрочем, почему только мои? Я же существую среди людей. Тысячи, сотни тысяч их проходит сквозь мой разум, мою память, мои чувства, мою боль. Таким образом, мою личность можно считать производной всех действий социума, равнодействующей сил, векторной суммой, выражаясь языком механики. Итак, что-то и некто, подсказывает мне принцип творчества: сойди в вглубь сердца, сотвори там встречу и одержи победу.
И еще, нащупал одну мысль, и принялся ее думать, как учил философствующий питон из мультфильма «38 попугаев» нас, юных зрителей того киношедевра. А мысль явилась из таинственного облака, в котором выкристаллизовалась и явила себя в виде идеи. Ну, моя собственная судьбинушка никак не может синтезировать в себе соборный путь моего народа — мелковата будет, да и специфична до неприличия. Отсюда истекла потребность поближе познакомиться с наиболее расхожими характерами людей, как близких, так и дальних, и даже прошлых и будущих. И вот невидимое перо набрасывает на небесных скрижалях план моего эпоса — да, не меньше! Поначалу-то, как водится, напал страх, навалилось бремя ответственности, но стоило вознестись духом в Божественные чертоги — помолиться, если по-простому — и вот понеслась идея за идеей. В который раз поблагодарил моего Господа за то, что Он не оставил меня в состоянии сырой хаотичной суеты, а укрепил «на камени веры» и подал команду взять оружие и вступить в бой.
Глава 2. Скольжение и полёт
Это как глиссировать по гладкой поверхности воды, взлетая над водой как птица. Или воспарять в небо тихим облаком и ниспадать долгожданным дождем. Воистину, нет предела мысли, направляемой Божественным вдохновением! Ты пронзаешь прошлое и устремляешься в будущее. Углубляешься в подземные адовы чертоги — и взлетаешь в стратосферные высоты космоса. Смеешься с детьми, веселишься с молодыми, и плачешь со стариками — и всюду ты свой, в нужном месте, в нужное время. Отдаешься на волю Провидения, смиряешься под Божественную десницу — и по привилегии сына всемогущего Отца, управляешь пространством, ведешь людей по пустыне к мечте обетованной, презирая суетливое гаденькое болотце души, поднимаешься мыслью в царственные высоты разума. Ты мелкий бессильный человечишко — и одновременно сотворец великого Творца. Когда люди пытались унижать Спасителя, Он им напоминал из их же закона: «Аз рех: бози есте, и сынове Вышняго вси», что же вы «яко человецы умираете, и яко един от князей падаете», мол, не для того вы избраны.
И тогда случались дни, когда меня уносило от пыльной земли в чистые небесные высоты. Там, в разреженной атмосфере тихой прохлады, подобно Илие Пророку, после ураганов, землетрясений, грома и молний наступала дивная тишина, то самое веяние тихого ветра — «глас хлада тонка», в котором явился пророку Бог. И в этом состоянии души не было у меня врагов, таяли обиды, гнев и ярость — но только любовь, очищенная огнем искреннего покаяния, любовь ко всем без исключения людям. О, это было прекрасно! Ради таких минут, увы, недолгих, как счастье, как чистота, я предавался молитве за людей.
Вот они, один за другим, появляются передо мной в том состоянии, которое осталось в памяти, но всегда добрыми и светлыми — такими, как видит их Бог любви и милосердия. В моей ничтожной по силе, но такой упрямой и ежедневной, находил я веяние тихого ветра любви. Умолял простить проступки, вольные и невольные, которые таяли в океане любви Божией к нам, детям Своим. Этот признался в том, что не верит в чудеса, и я молил простить его за неверие, жалея за то, что он так себя обделяет. Ведь чудеса в Божием мире — это норма, это суть нашей жизни. Вспоминались слова монаха о том, что на самом деле Лев Толстой не писал собственного Евангелия, он взял канонический образец и вычеркнул оттуда все чудеса исцеления, воскрешения, изгнания нечистых духов из одержимых, хождение по водам укрощения бури и кормление тысяч пятью хлебами. Монах искренне сочувствовал несчастному Льву, так самонадеянно обворовавшего самого себя и своих почитателей. Да как можно жить без чудес, насколько такая жизнь становится серой и беспросветной, как у животных или нечистых духов, которые уже никогда не покаются и не соединятся с Богом.