— Но посмотреть-то вы можете? — спросил Болдырев.
— Что?
— Дохлых гусениц под микроскопом. Отчего они гибнут.
— А вы дипломат! Привозите.
Болдырев стремительно вышел и вернулся с небольшой корзинкой-садком.
Он прошел к столу и поставил на него садок. Талаев снова обратил внимание на его красные, распухшие руки.
— Вот, Василий Петрович, — сказал Болдырев. — Трупы гусениц собраны в разных местах. Там написано.
— Хорошо. Я ими займусь. — И, провожая Владимира Осиповича, подумал: «Так вот где он поморозил руки…»
Дома на рабочем столе Талаева появились книги по энтомологии. Он изучал их вечерами, снова и снова перечитывал труды Мечникова, который первым высказал мысль о возможности бактериологического метода борьбы с насекомыми. Василий Петрович попросил жену перевести с французского и несколько статей Д'Эрелля. Выполнив просьбу, Анна Михайловна не выдержала — полюбопытствовала:
— Какое отношение имеет бактериологическая борьба с саранчой к физиологии грибков, к теме твоей диссертации? Я, как и ты, микробиолог, но не понимаю.
Василий Петрович рассказал о встрече с Болдыревым и его просьбе.
— А твоя диссертация?
— Она не пострадает, — ответил Талаев и смутился.
— Знаешь, Василий, — улыбнувшись, сказала жена, — ты сейчас напоминаешь мужа, который завел себе любовницу.
— Анна!
— Видишь ли, я инстинктивно против этого, — рассмеявшись, закончила она свою мысль. Талаев вздохнул.
— Конечно, я, в сущности, не имею права уделять столько внимания другой работе. Будь добра, увидишь у меня книжки про насекомых — отбирай без жалости.
— Хорошо. Только ты не читай их потихонечку по ночам.
И книги про насекомых были отправлены под арест — в нижний ящик стола.
На их месте появились другие — про лес.
Читая их, Василий Петрович удивлялся. Казалось бы, ему ли, выросшему в Киренске, городке, затерянном среди необозримой ленской тайги, не знать, что такое лес? Пожалуй, едва научившись толком говорить, он уже умел и различать породы деревьев. А теперь тайга, понятная вроде бы сызмальства, открывалась перед ним наново. Она виделась Василию Петровичу былинным великаном, по чьей воле собираются и проливают дождем тучи, который умеряет дневной жар и дышит теплом по ночам, умеет смирять своенравность бешеных потоков.
Василий Петрович частенько появлялся в лаборатории университета осунувшимся после бессонной ночи, проведенной в обществе «лесных духов». Сотрудники за его спиной сочувственно покачивали головами — «с диссертацией не ладится».
Не ладилось.
Талаев рассматривал под микроскопом скопление крошечных грибков, состоящее из тончайших разветвленных нитей, а ему казалось, что он видит не привычную картину, а какие-то дикие таежные заросли. Веточки сплетались в непроходимые чащи, а мысли возвращались к лесу.
Оторвав взгляд от окуляра, Талаев смотрел на ту сторону Ангары. Сразу же за косыми улицами правобережья, тогда, в конце сороковых годов, лежала на увалах тайга.
Она дремала под лебяжьим пухом снегов, была величавой и грозной, сумрачной и беспомощной. Она представлялась Василию Петровичу гордым и сильным человеком, который страдает молча, подчас тайно, незримо для тех, кто не дал себе труда коснуться его могучего и любвеобильного сердца.
«Лес — наваждение какое-то!» — думал Талаэв.
Они внесли в кабинет корзину с ветками кедра, и комната преобразилась. Она стала будто светлее и шире от наполнившего ее смолистого запаха хвои.
Петя Валуев и Сережа Туз поставили корзину посредине кабинета и вынули из нее стеклянную банку, набитую гусеницами шелкопряда. Черные, покрытые серебристыми волосками, они были словно одним, единым шевелящимся клубком.
Прошел месяц с тех пор, как Болдырев привез десять экземпляров погибших гусениц. Талаев взял по частичке от каждого трупа, приготовил препараты и изучил их под микроскопом… Предстояло выяснить: есть ли среди гусениц, привезенных Болдыревым, погибшие от какой-либо заразительной болезни? Если есть хоть одна, то прах такой гусеницы должен был заразить здоровых.
И только в том случае, если опыт с заражением повторить несколько раз и смертность окажется стопроцентной, можно будет предположить, что найдена бактерия, способная вызвать эпизоотию — смертоносную эпидемию среди гусениц.