Зубов закинул ногу на ногу, продолжая рассуждать. Авторы, затаившись, подстерегали Михеева, а тот молча переводил свой взгляд с Зубова на гостей, и взгляд его выражал крайнее неодобрение.
— Учтите, — продолжал Зубов, — поездка Серафима Петровича в Краснодар не была связана с делом о последних грабежах. Мы… то есть Серафим Петрович, разумеется, не знал, что разыскиваемая шайка и авторы письма одни и те же лица. Словом, это выглядело так. Мастер в последние годы отошел от своей профессии. Что уж там было, разочарование или другое влияние…
Здесь авторы понимающе переглянулись и разом посмотрели на Михеева.
— …Во всяком случае, связи Мастера с преступным миром прервались, — говорил лейтенант. — Но вот после его довольно мирной смерти на свет белый появилось письмо. Из письма можно было понять, что затевается некое преступление. И вдобавок очень серьезное, если приглашается к участию такой опытный и искусный грабитель, как Мастер. И важно было его предупредить, это преступление, и выявить шайку.
Михеев возмущенно зашуршал бумагой, застучал карандашом, задвигал стулом. И только достаточная мера деликатности еще удерживала его от более активных действий. Но эти трое были увлечены ходом рассуждений, и его протесты пропали даром.
— Значит, и вы были с самого начала участником этой операции? — в один голос удивились авторы и обменялись многозначительными взглядами.
— В том-то и дело, нет, — сказал Зубов. — Видите ли, преступники были очень осторожны, и на станции Голутвин Серафиму Петровичу пришлось отослать краснодарского сотрудника, сидевшего в том же вагоне. Поэтому связь была потеряна. Я, в свою очередь, отправился на дачу, не поставив, к сожалению, в известность начальство, — при этих словах Михеев странно хмыкнул, — но в общем все кончилось благополучно. Хотя я, поднявшись тайком на мансарду, был прямо-таки ошарашен, когда услышал голос своего начальника, и почувствовал в ладони записку. Потом еще успел выскочить на лестницу. До того все было неожиданно.
Зубов был очень доволен тем, что стал героем романа.
— Значит, именно об этом собираетесь писать? — спросил Михеев.
Почти готовая рукопись романа лежала на коленях у одного из авторов, но у них еще не хватало решимости представить ее Михееву на суд.
— У вас, Серафим Петрович, пропадает талант. Вы создали образ злого угрюмого Мастера. Это актерская работа, — сказал автор первый, стараясь смягчить твердое сердце Михеева.
— Впрочем, Серафим Петрович и есть мастер своего дела, — сказал автор второй, уже откровенно срываясь на лесть.
Его соавтор потупил глаза. Зубов весело взглянул на Михеева. Подполковник произнес:
— М-да, — и забарабанил пальцами по столу, стараясь сохранить на своем лице бесстрастное выражение.
Но автор второй готов был поклясться, что в зрачках у Михеева мелькнула тень. Нечто похожее на чувство удовлетворения.
— Какой уж там актер, какой там мастер! И при чем все это? Каким еще можно общаться с убийцами! Конечно, угрюмым, — возразил Михеев. — Вот сойти за веселого я бы не сумел. Нет во мне этого самого таланта.
Обрадованный тем, что Михеев немного сдвинулся с места, второй автор пошел ва-банк. Он прищурился и, набиваясь на интимность, сказал:
— И потом во всем этом, вероятно, есть другая сторона. Так сказать, подсознательная. Вы и Мастер — два человека, которых тесно сплела дружба.
Автор первый и Зубов с тревогой ждали, как он выпутается из клубка, который сам заплел.
— И вроде бы именно вы и только вы должны были поставить за него последнюю точку. Вернее, за него и за вас в этой совместной истории, у вас не было такого ощущения? — закончил автор второй тоном человека, перед которым забелел выход из катакомб.
И все трое сразу же уставились на Михеева. Подполковник поднял брови, его застигли врасплох.
— Понимаете, это как бы наша литературная версия, — пояснил автор первый.
— Литературная? — переспросил Михеев, стараясь выиграть время.
— Ну, да. Житейская версия.
Михеев пожал плечами.
— Может быть… Впрочем, не знаю, — сказал он. — В литературе я не силен. Это уж вам там скажут. Редактор и прочие.
Михеев встал, давая понять, что его терпение иссякло. Следом поднялись авторы и Зубов. Застыли торжественно.
— Весьма вам благодарен, — произнес автор второй.
— Пожалуйста. Не стоит, — ответил Михеев официально Его взгляд неожиданно что-то нашел любопытное, и глаза блеснули. Авторы посмотрели туда же и увидели часы «Омега» на руке у Зубова. Рукав модного пиджака был короток, и часы открыто сияли золотым корпусом. Зубов слегка поежился, безуспешно пробуя втянуть кисть с часами в рукав.
— Зубов, вы, стало быть, над ними взяли шефство? И как я понимаю, все эти сведения они получили от вас? — спросил Михеев повеселевшим голосом.
— Почему же все? — невнятно пробормотал Зубов, начиная медленно краснеть, будто постепенно пропитываясь малиновой краской.
— Разве не все? Тогда жаль. Это очень интересная история, — сказал Михеев. Среди авторов началось неописуемое волнение.
— Что за история? — осведомился один из них, и они оба навострили уши.
Михеев приглашающим жестом указал на Зубова.
— Попросите хорошенько, и он расскажет. Это его биографическая тайна.
Зубов как-то задумчиво посмотрел на Михеева, малиновый цвет начал таять на его лице, и оно вернуло себе обычный оттенок.
— Биографическая? — сказал Зубов. — Ничего себе биографическая: едва не вылетел с работы.
Михеев развел руками. И потом взялся за телефон. Когда он поднял телефонную трубку, знаменитый «наган» загудел, как трансформаторная будка.
— Прошу ко мне, — сказал Зубов и первым вышел из кабинета.
В коридоре Зубов сказал:
— Старик не переносит вашу братию. Мол, не знают ни черта, а сочиняют с три короба и носятся с этим. Тут появлялся один журналист, три дня ходил как на работу. Потом в своей газете нагородил такое, что старик схватился за голову. Говорит: «Люди подумают, что это я наплел ему».
— Леонид Михайлович, а что имел в виду Михеев? — напомнил автор второй, даже забегая перед идущим впереди Зубовым.
— Комичная, но страшно глупая история с моими часами. За нее, за самовольный поход на дачу, наложили строгий выговор, а могло быть и похуже. Как-никак почти служебное преступление. Впрочем, об этом потом.
— Простите за неквалифицированный вопрос. Почему их не взяли там же? На даче? — спросил автор второй, румяный от азарта.
— А улики? — сказал лейтенант, придерживая шаг. — Приходилось следить за этой шайкой, контролируя каждый шаг. А потом нам помог сам Сергей Сергеич. Он догадался, кто я, а Михеев подогрел его опасения. Поэтому тот решил после дела домой не возвращаться и забрал все с собой. Ну, об этом уже не трудно было догадаться, зачем он забежал к себе перед самой операцией.
— Но как вы сразу догадались, что это именно они? Те самые? — сказал автор первый, хватая Зубова за локоть.
— Не забывайте, — сказал лейтенант, — не забывайте: Володин все время оставался на подозрении. Вдобавок на даче он был в кожаной куртке, взятой на улице Удальцова. Конечно, в куртке я не был уверен. Мало ли совпадений! Но вот Сергея Сергеича я сразу узнал. По описанию старшины. Эта поднятая бровь и нервное подергивание века. Он подбросил снятые Семеном с одного человека часы, но об этом после. Словом, если он вернул часы, значит, у него были веские основания не привлекать к себе излишнее внимание милиции. Тут уже было подумать над чем.