— О, у этой сабли богатая история! Я ее снял с убитого комиссара. Знатно рубился красный, если бы Гундосый не снял его из маузера, не одолеть бы в сабельной схватке. Комиссаровы пальцы прикипели к рукояти, пришлось отрубить. Но что за клинок! Восточной работы, древний, теперь такие не делают. Видно, во многих руках побывал, вспоен кровушкой…
Леся взяла оружие. Тускло сверкнула золотая чеканка на ножнах. Рукоять завершалась серебряной головкой сказочной птицы.
— Феникс… По преданию, сгорев, эта птица возродилась из пепла…
— Мы пройдем через любое пламя, чтобы победить, — очень серьезно сказала Леся.
В горницу заглянул адъютант.
— Вернулись наши. Все нормально. Дома комбедовцев выжгли, а самих в колодец отправили — испить водицы. Одному живот землей набили — пусть жрет нашу землю, — он грязно выругался.
Леся отвернулась к окну, смотрела, как прибывшие бандиты сгружают с тачанок узлы, какую-то утварь.
— Отбивались? — спросила она через плечо.
— Какое там… У них и оружия не было. Темнота деревенская.
Гундосый помялся: видно, хотел что-то сказать, да не решался.
— Ну что там? — резко спросил Свининников.
— Ребята обижаются… Давно ничего подходящего но брали — все горшки да ухваты. Надо бы эшелончик перехватить, а то разбегутся к добычливым…
— Все бы грабить, — вскипел Свининников, — а что великие идеи кровью захлебываются, так до этого никому дела нет…
Последние слова были явно рассчитаны на связную центра. Но она не поддержала атамана.
— Люди рискуют жизнью, и требование награды за риск вполне справедливо.
Она сказала это громко, так что услышали бандиты, топтавшиеся в сенях. Оттуда кто-то крикнул:
— Правильно скумекала, хоть и баба. Жалованья нам небось не платят.
— В борьбе издержек не избежать. И мы обязаны их компенсировать. А вот настраивать против себя местное население накануне сложной операции, вызывать озлобление не разумно, — тихо убеждала атамана Леся.
— Не понял, — у Свининникова портилось настроение. Не хватало еще, чтобы эта девчонка стакнулась с его головорезами, поучала его.
— Уничтожили пятерых, восстановили против себя сотню…
— Так что же, сидеть сложа руки?
— Я вам уже сказала: собирать силы для главного. У меня очень мало времени, поэтому прошу торопиться. Я думаю, стоит без промедления собрать всех… — она замялась, — повстанческих командиров… Да… Посоветоваться, разработать план.
— Командуете?
— Нет, советую и предлагаю…
— А стоит ли вообще заваривать эту похлебку?
— Решайте сами. Риск есть риск, а война есть война. Но если вы колеблетесь, я хотела бы встретиться с вашими людьми. Их мнение важно и для вас и для нашего дела.
Свининников поинтересовался, нет ли у Леси личных просьб.
— Разместили меня прилично. Хорошо бы время от времени выйти в степь, погулять, побыть одной. А ваши повстанцы, наверное, и за ворота не выпустят?
— Я распоряжусь…
На подворье хутора чубатые, обвешанные оружием бандиты плотным кольцом окружили пулеметную тачанку. Многие, несмотря на жару, были в сапогах и кожушках. Щетинились давно не бритые физиономии. Взлетали над головами кулаки, подтверждая правоту очередного оратора. На тачанке, у пулемета, стояла Леся. Рядом Свининников со своим штабом.
Говорила Леся.
— Вы проливаете кровь за свое будущее счастье, чтобы жить так, как вам хочется. Окончится эта жестокая война, и каждый из вас вернется домой, к своей земле. Всей своей крестьянской душой стремитесь, чтобы такой день настал как можно быстрее. А что получается? Неделя за неделей проходят в набегах, не приносящих вам ни победы, ни славы. Что изменится, если вы вырубите еще несколько большевиков? На их место придут новые, запасутся винтовками и в следующий раз встретят вас пулями. Для Советов эти ваши укусы болезненны, слов нет, но не смертельны. А время уходит. Все больше селян тянутся к большевикам. По нашим сведениям, даже зажиточные мужики становятся на их сторону, потому что по горло сыты гражданской войной, а Советская власть помотает им наладить хозяйство…
Из толпы понеслись улюлюканье и свист.
— Как же, они помогут… Всю землю забрали…
— Продотряды все закрома вылизали…
— Чуть что — реквизиции…
— Землю отобрали не у всех! Многим ее дали. Большевики перешли от продналога к продразверстке. Несмотря на тяжелейшие условия, они помогают крестьянам зерном и машинами…
— Вы что, за Советскую власть агитируете? — закричал Свининников.
— Я излагаю обстановку такой, какой она сложилась на сегодняшний день. Ваши люди должны знать правду. Правильно я говорю? — обратилась Леся к бандитам.
— Правильна-а…
— Валяй излагай про текущий момент…
— Не маленькие, разберемся что к чему…
— Но нам с Советской властью не по пути! Голытьбе — другое дело. А то что же получается: у тебя отбирают твой пирог, отрезают по ломтю Ивану, Петру да Марье, а остальное возвращают — на, угощайся! Кто держал в зубах весь пирог, не согласится на его шматок.
Леся говорила очень спокойно, почти не повышая голоса. И странное дело, ее слушали довольно внимательно — ведь речь шла об их собственном будущем. Имело значение и то, что эта дивчина прибыла откуда-то очень таинственно и с ней шептался сам Свининников.
— А если Красная Армия разобьет Деникина и возьмется за вас? Выстоите вы против богунцев или против Котовского?
В кольце, окружившем тачанку, прошел легкий гул. Да, против Котовского не выстоять…
— Выход один: пока большевики заняты сражением на фронтах, наносить им удары здесь. Такой план разработали наши руководители в Киеве. Он требует объединения сил. Вам поручается взять город…
Бандитская сходка снова заволновалась.
— Ты дывысь, хоч дурна, так хытра…
— У городи коммунистов багато, так боны тоби його и виддадуть…
Леся подняла руку, переждала выкрики.
— В городе коммунистов мало, почти все они ушли на фронт. Там есть и наши люди, они нас поддержат. И второе. На железнодорожной станции скопилось огромное количество вагонов с ценными товарами. Их задерживают, потому что в первую очередь пропускают эшелоны с хлебом. Вы хотите возвратиться к мирной жизни не с пустыми руками. Вам нужно будет подправлять разрушенные хозяйств». А чем? Села нынче нищие — в них ничего не возьмешь. Вы же заслужили вознаграждение за свои боевые труды, за то, что жертвуете жизнью, когда другие греются под боком у солдаток… Удачный штурм города вознаградит вас за все.
Леся сказала совсем доверительно:
— Верные люди сообщают, что на станции есть эшелоны с мануфактурой, солью, ценными товарами…
Это сообщение пришлось по душе «борцам против большевизма». Пограбить, пожить вольготной разгульной жизнью, пустить красных петухов над хатами ненавистных бедняков — да, это им любо!
Кто-то первым истошно завопил: «На город!..»
— Знаешь хутор Стригуна? — спросил Петренко у Виктора.
Виктор покачал головой. Чекист и чоновец склонились над картой.
— Смотри — вот он. — Петренко ткнул остро отточенным карандашом в еле приметную точку. — Этот хутор — база Свининникова. И отсюда он совершает набеги по всей округе. Удачно бандит окопался — сил у нас в этом районе никаких. Добраться к хутору большому отряду незамеченным — невозможно. По всему пути — кулачье, подкулачники, Свининникову сразу донесут. Он снимется — тогда ищи ветра в поле. А выжидать дальше нельзя — каждый день гибнут люди. Где выход?
У Сторожука сверкнули глаза.
— Поручите нам: подберемся по одному, незаметно, забросаем гранатами. Главное — внезапность…
— Не сможете. Это ты не по-комсомольски рассуждаешь: раз — и в дамках. Не обижайся, но дело это посерьезнее, чем кажется. Свининников — бывший офицер, и разведка, охранение у него поставлены отменно. Противника нельзя недооценивать. И кроме того: уничтожим его, останется Бокун, атаманы помельче. Если громить, так всех вместе. Одним ударом — и конец…