— Когда?
— Когда? — Вера подняла глаза кверху, словно подсчитывая мысленно дни. — Да так с месяц назад.
— И больше не появлялся?
— Ни разу. Я даже спросила Мими, куда девался ее кавалер. Та только плечами пожала.
— Танев тоже не появлялся?
— Нет.
— Может, он приходил, когда вы были на работе?
— Возможно. Но не думаю…
— Почему?
— Потому что, если бы он приходил, я бы это почувствовала. У меня очень тонкое обоняние, а он всегда выливает на себя какой-то отвратительный одеколон, что-то среднее между сиренью и йодной настойкой. Войдет в комнату, а после целый день проветривать надо.
— А что, если он временно перестал душиться?
— Нет, это невозможно. Танев человек устоявшихся привычек.
— Эге, да вы его хорошо знаете! Но продолжайте.
— Я сказала вам почти все, что знаю.
— Речь шла о том, что Медаров боится Танева… — напомнил я.
— Ах да. Я немножко отвлеклась. Я еще хотела узнать у Медарова что-нибудь о «Комете» и об аферах Танева с нацистами. Но тот молчал. Только однажды, когда Мими вышла на кухню, старик не выдержал и сказал мне: «Ваш дядя — опасный человек… Очень опасный… Имейте это в виду».
— По какому поводу он говорил это?
— Я поинтересовалась, как случилось, что его, Медарова, осудили на тридцать лет, а Танев выкрутился. Старик, как всегда, уклонился от ответа. «Вы, наверное, взяли на себя его вину, — говорю, — а я бы на вашем месте не стала его покрывать». Тогда Медаров наклонился ко мне близко-близко, как сейчас помню, и прошептал: «Ваш дядя — опасный человек».
— Гм… А что вы подумали при этом?
— Я не знала, что и подумать, — пожала плечами Вера. — Со мной Танев играл роль кавалера и любезного хозяина. Чересчур галантный и вечно надушенный пожилой мужчина, который то и дело предлагает вам коньяк и старые анекдоты… И все-таки я не могла отделаться от ощущения, что этот самый Танев не моргнув глазом убил бы человека, если бы это принесло ему пользу.
— А на что, собственно говоря, он жил?
— Я и сама не раз задавала себе этот вопрос… Когда-то во время процесса его имущество конфисковали. Потом, после смерти своего отца, Танев унаследовал его квартиру и небольшую дачу в предместье. Поговаривали, будто старик оставил ему кое-что «про черный день». Но правда ли это и сколько, об этом знает только Танев.
— Я слышал, у Танева есть машина.
— Да. На ней он и уехал. Есть машина, тратит кругленькие суммочки на «посетительниц»…
— Наверное, и на Мими…
— Этого я не знаю. Обратитесь к ней. Она человек разговорчивый, общительный, от нее сами узнаете то, что вас интересует.
— Хорошо, — кивнул я. — Раз она человек общительный, мы быстро найдем общий язык.
Вера испытующе взглянула на меня.
— Что, хотите угадать, сколько мне лет? — спросил я.
Она рассмеялась.
— Для нас, — говорю я, — самыми тяжелыми пациентами являются два типа людей: одних спрашиваешь, как они провели вчерашний день, а они начинают с воспоминаний детства. А из других клещами слова не вытянешь.
— В профессии врача то же самое, — заметила Вера. — Поэтому-то я и выбрала детей.
— Хороший выбор, — признал я. — К сожалению, с детьми мне встречаться приходится редко.
— А детская преступность?..
— Это не по моей части. Я расследую убийства.
Вера бросила на меня быстрый взгляд.
— Значит…
— Да нет, — говорю, — ничего не значит. И вообще, думайте больше о своих делах, а мои оставьте мне. И не проговоритесь никому, что я был здесь.
— Не беспокойтесь. Ко мне почти никто не приходит.
— Я вам доверяю, — кивнул я, поднимаясь с табуретки. Взглянув на громадный букет хризантем, я сказал: — Какие свежие цветы!.. Будто только что срезаны. Вы сами себе покупаете цветы или… вам их дарят?
— Э-э-э, инспектор… — предостерегающе протянула Вера.
— Простите, профессиональный дефект. Привык задавать вопросы, и иногда инерция заводит тебя дальше дозволенного. А эта ваша Сусанна, то есть Мими, дома?