— Как ты попал сюда?
— Взял да и вошел, — ответил он, немного смешавшись.
— Ты просто взял да вошел, — злобно передразнил я его. — А теперь ты просто спустишься вниз и пойдешь отсюда к чертовой матери. В вестибюле ясно написано:
НИЩИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН.
— Я ничего не прошу, — он одернул пиджак. Казалось, что парень пытается разгладить складки смятой ночной пижамы.
— Я предлагаю сделку. Двадцатку за пятерку. Я вам…
— Хочешь, чтобы я вызвал полицию?
Он явно сдрейфил.
— Нет. Зачем вызывать полицию? Я вам ничего не сделал!
— Через секунду я вызываю полицию. Я тебя честно предупреждаю. Мне стоит только позвонить вниз, в вестибюль, и сюда тотчас пришлют полицейского. Здесь нищие ни к чему. Здесь занимаются бизнесом.
Он провел ладонью по лицу, и ладонь стала грязной; он вытер ее о лацкан.
— Значит, не хотите? — сказал он. — Двадцать за пять. Ведь вы же занимаетесь куплей-продажей. Что же вам не подходит?
Я поднял телефонную трубку.
— Ладно, — остановил он меня, вытянув вперед грязную пятерню. — Я ухожу.
— Так-то оно лучше. И дверь за собой закрой.
— Если вы передумаете, — он запустил руку в карман своих грязных, мятых брюк и достал визитную карточку, — вы можете найти меня здесь. Почти в любое время.
— Убирайся вон! — сказал я ему.
Он протянул руку, бросил карточку на стол, на кучу объявлений о распродаже госимущества, раза два кашлянул, взглянул на меня — не клюнул ли я все-таки. Нет? Нет. Он устало вышел.
Ногтями указательного и большого пальцев я взял визитную карточку и собрался было бросить ее в корзину.
Но потом передумал. Визитная карточка. Все-таки чертовски необычно — такая рвань и с карточкой. Но карточка — вот она.
Если разобраться, вся сцена была необычна. Я даже начал жалеть, что выгнал его, не дав высказаться до конца. Он ведь и правда ничего не сделал — выдумал новый рекламный трюк, да и только. Я всегда рад новым рекламным трюкам. Я расширяю свою маленькую контору, я покупаю и продаю, но половина моих товаров — хорошие идеи, Идеи я готов позаимствовать даже у нищего.
Карточка была чистая, белая — только от пальцев остались коричневые пятна. Через всю карточку каллиграфическим почерком было написано: мистер Ого Эксар. Ниже стояли название и номер телефона гостиницы на площади Таймс-сквер, расположенной неподалеку от моей конторы. Я знал эту гостиницу — не слишком дорогая, но и не ночлежка, так, что-то среднее.
В углу карточки стоял номер комнаты. Это меня вдруг развеселило. Совершенно непонятно!
Но, с другой стороны, почему бы попрошайке не зарегистрироваться в гостинице? «Не будь снобом, Берни», — сказал я себе.
Двадцать за пять. В чем тут фокус? Я не мог отвязаться от этой мысли.
Оставалось только одно. Спросить у кого-нибудь. Рикардо? Как-никак крупный профессор в колледже. Одно из лучших моих знакомств.
Он немало помогал мне — намекнул о решении строить новое здание колледжа, и я заработал на этом полторы тысячи долларов; сообщил о распродаже конторского оборудования в ООН и т. д. Как только у меня возникал вопрос, требовавший университетского образования, он всегда выручал меня. И все это за какие-нибудь две сотни комиссионных, которые он получил от меня.
Я взглянул на часы. Рикардо должен быть сейчас у себя в колледже — проверяет контрольные или чем там он еще занимается. Я набрал его номер.
— Ого Эксар? — переспросил он. — Наверное, финн. А может быть, эстонец. Скорее всего из Восточной Прибалтики.
— Не в этом дело, — сказал я. — Меня вот что интересует.
И я рассказал ему о предложении купить двадцать долларов за пять.
Он рассмеялся.
— Опять то же самое!
— Какой-нибудь древний трюк, из тех, что греки выкидывали с египтянами?
— Нет. Из тех, что выкидывали американцы. И это не совсем трюк. Во время кризиса одна нью-йоркская газета послала своего корреспондента по городу с двадцатидолларовой банкнотой, которую он продавал за один доллар. Охотников купить не нашлось. Их не нашлось даже среди безработных, полуголодных — из страха оказаться в дураках они отказывались от барыша в 1900 процентов.
— Двадцать за один? Тут было двадцать за пять.
— Ну, сам знаешь, Берни, инфляция, — сказал он, снова рассмеявшись. — А в наши дни это скорее напоминает какое-то телевизионное представление.
— Телевизионное? Поглядели бы вы, как этот парень одет!
— Просто добавочный и вполне логичный штрих — больше шансов, что люди не примут это предложение всерьез. Несколько лет назад группа социологов исследовала реакцию населения на уличные благотворительные шествия. Ты знаешь этих людей, гремящих на перекрестках копилками: