Наступила короткая пауза. Я лично к паузам привык. А хозяину стало как-то не по себе.
— Может быть, все-таки выпьем что-нибудь?.. — предложил он, прерывая молчание.
— Оставьте вы вашу выпивку, — возразил я и снова умолк, разглядывая собеседника.
Лицо его казалось добродушным, хотя и немного насупленным. Это, видно, от постоянного наблюдения за резцом токарного станка, профессиональное. При этом, несмотря на седые виски и вертикальные морщины между бровями, лицо его имело почти детское выражение.
— Вы, Илиев, — проговорил я, глядя на него, — насколько мне известно, мастер на авторемонтном заводе.
Хозяин утвердительно кивнул.
— И при этом очень хороший мастер… Впрочем, это можно заметить и по тому, как обставлена ваша квартира…
Я снова быстро осмотрел обстановку квартиры и обратился к хозяину.
— Такие, как вы, бывают обычно прекрасными свидетелями… Лучшими помощниками для нас…
Илиев стыдливо улыбнулся.
— Поэтому, — продолжал я, — я вынужден сказать вам, что очень надеюсь на сведения, которые получу от вас…
— Я бы с радостью… — ответил Илиев, все еще продолжая улыбаться. — Все, что знаю…
— Мы говорили о Таневе… — направил я его мысли.
— О нем я ничего не слышал…
— Так-таки ничего?
— Да, ничего.
— Какие знакомства были еще у Медарова? Приятели, родственники?..
— У него есть сестра, — вспомнил Илиев, явно обрадованный тем, что может все-таки дать мне какие-то сведения. — Это чуть ли не единственная его родственница. Выйдя из тюрьмы, он поселился у нее, но задержался там недолго. Поссорились как будто… Не с ней, с ее мужем — с Сираковым.
— Что же они не поделили?
— Я не спрашивал. Он, правда, говорил, что они друг друга терпеть не могли, а почему — не знаю. Поэтому он и пришел ко мне искать пристанища. Узнал, что сын мой в армии, а комната свободна, вот и пришел…
— Гм… — выдавил я из себя, а это можно толковать как угодно. Поскольку я этим ограничился, Илиев продолжал:
— Это правда, комната на время была свободна… Ну он попросил, я согласился…
— Не понимаю, почему вы должны были соглашаться?
— Вовсе не должен был, — удрученно пробормотал Илиев. — Ничего я ему не должен… Просто как-то неловко, он все же мой знакомый и знал, что комната пустует… «Цена, — говорил он, — значения не имеет».
— А на что, собственно, он жил?
— Откуда я знаю, деньжата у него водились. Может быть, что-нибудь прятал у сестры.
— Да. В комнате у него деньги нашли, — согласился я. — Хотя и не бог весть сколько… Так что вы говорили о «Комете»? Что за общество была эта «Комета»?
— Ох уж эта чертова контора! — поморщился Илиев. — Вообще-то все выглядело так: обычное помещение с тремя кабинетами для трех шефов и одной комнатой для бухгалтерии. Вот и вся «Комета»; и при этом они орудовали миллионами, все было согласовано с немцами. Гитлеровцы поставляли самолеты и запасные части для нашей армии, и все это проходило через «Комету». Словом, что-то вроде представительства… А три процента с миллиардов — представляете, что это такое?.. Все выяснилось на процессе. Поэтому Медарову и дали столько…
— Правильно. Все сходится, — проговорил я. — Хотя, чтобы возместить лишь маленькую часть награбленных денег, ему нужно было бы пробыть в тюрьме не одно столетие. Но, учитывая, что жизнь коротка, его осудили только на тридцать лет, а потом уменьшили срок до двадцати… А как это Таневу удалось отделаться условным наказанием?
— Его имя нигде не фигурировало, только в названии фирмы. Все бумаги подписывали Костов и Медаров, так что Танев был как бы подставным лицом…
— Хотя на самом деле это было не так, — проговорил я.
Илиев развел руками.
— Может быть, так… А может, и нет… Откуда мне знать? Я был простым шофером: «Отнеси это!», «Отвези меня туда!»
— Понятно, — кивнул я.. — Но ведь шоферы немало слышат. Когда хозяева ездят, они ведь не всегда молчат…
— Э-э, они знали, что говорить, а что нет. Все трое были стреляными воробьями. Естественно, кое-что я слышал, но обо всем этом я рассказал во время следствия… Все это внесено в протоколы.
— Да-а, — протянул я. — Значит, два компаньона исчезли, а третий мертв. Чистая работа. А куда, собственно, пропал в свое время этот Костов?
— Костов? — переспросил хозяин, удивляясь, что я могу интересоваться такими давно забытыми всеми людьми. — Откуда мне знать, куда он делся? Медаров и Танев считали, что он удрал на немецком самолете ночью седьмого сентября.
— А почему один? Почему не вся «Комета»?