Я погасил сигарету и после короткой паузы закурил следующую.
— Выходит, он настоящий кавалер… — заметил я.
— Кавалер? А вы его видели?
— Только на фотографии, — признался я.
— Вот когда увидите в натуре, поймете, какой он кавалер. Все его очарование — в деньгах. С женщинами он никогда не скупится. Ставит выпивку, закуску, заводит музыку… Есть девушки, которым только этого и надо… Хотя я что-то не припоминаю, чтобы он очаровал кого-нибудь, кроме, может быть, Мими…
— Мими? — переспросил я. — Это ее фамилия на входных дверях?
Вера утвердительно кивнула.
— Да. Она фармацевт, работает в аптеке. Неплохая девушка… Впрочем, какая она девушка… Ей почти тридцать. Но у нее… — Хозяйка многозначительно повертела пальцем у висков.
— Шарики за ролики?.. — пришел я ей на помощь.
Вера снова кивнула.
— И кроме того, у нее явный талант очаровывать стариков. Что-то вроде библейской Сусанны.
— Простите, — сказал я, — но в библии я слаб. Никак не удается завершить этот курс…
— Сусанна — это та, на которую напали сластолюбивые старцы, когда она купалась. Разве что наша Сусанна не ждет, пока на нее нападут, а сама атакует…
— Ваши рассуждения звучат как обобщение, — сказал я. — Выходит, что старик не единственная жертва…
— Да, — подтвердила Вера. — Есть и второй.
— Ты смотри! Есть и второй?
— Есть. Его зовут Медаров.
— Был, — поправил я. — Звали. О покойниках говорят в прошедшем времени.
Вера посмотрела на меня с удивлением:
— Вы хотите сказать…
— Именно то, что сказал. Рассказывайте дальше.
— Но как это — покойник? — Вера никак не могла свыкнуться с этой мыслью. — Его убили? Или…
— Почему вы допускаете, что его могли убить? — в свою очередь, встрепенулся я.
— Просто спрашиваю…
— Человек никогда не спрашивает просто так, — возразил я. — Что заставляет вас предположить, что Медарова убили?
— Да, собственно, ничего. Люди умирают или естественной смертью, или их убивают. Почему вас удивляет, что я спросила, какой именно смертью умер Медаров?
— Оставьте эти силлогизмы. Они хороши только для учебников формальной логики. Из десяти тысяч людей девять тысяч девятьсот девяносто девять умирают естественной смертью и лишь один — в результате насилия. Почему у вас возникло подозрение, что Медаров именно этот один?
— Тут не подозрение, тут скорее предчувствие, — несколько смущенно ответила Вера.
— А теперь вы ссылаетесь на сферу подсознательных явлений. Все эти научные экскурсы, разумеется, весьма полезны. Но если я сказал вам, что у меня есть много времени, это еще не значит, что мы можем говорить о посторонних вещах до завтрашнего утра. Ну же, товарищ Танева! Мы надеемся на таких, как вы, ждем от вас активной помощи, а не дополнительных осложнений. Оставьте предчувствие и переходите к фактам!
— В тех фактах, что мне известны, нет ничего сенсационного. Просто во время его встреч с Медаровым я почувствовала, что этот человек его боится.
— А чего, по-вашему, он мог бояться?
— Не могу сказать вам этого со всей определенностью.
— Товарищ Танева!.. — начал я.
— Знаю, слышала уже, что я сознательная гражданка и что вы ждете от меня помощи… — несколько раздраженно перебила меня Вера. — Поймите наконец, что я не знаю ничего конкретного.
— Я человек скромный. Удовлетворюсь и неконкретным.
— Это неконкретное состоит в том, что Медаров боялся Танева. Старик никогда не говорил ни о ком другом, кроме Танева. Его мысли постоянно были связаны с Таневым. Между этими людьми существовали, вероятно, какие-то старые счеты, и мне казалось, что беспокойство Медарова было связано с мыслями о Таневе.
— Это уже более определенно. Какие счеты собирался свести Медаров с вашим дядей?
Вера недовольно посмотрела на меня.
— Я называю его «Танев», а вы все время повторяете: «Ваш дядя»…
— Ну и что? Ведь он действительно ваш дядя, брат вашей матери.
— Может, он и мой дядя, но я лично родственником его не считаю. К вашему сведению, я решила уйти из этой квартиры; если вы меня здесь застали, то только потому, что я не подыскала пока нового жилья.
— Когда у вас впервые возникла неприязнь к вашему дяде? Извините, к Таневу? И почему?
— Из-за его прошлого и отчасти из-за настоящего…
Вера поднялась, достала из ящика стола сигареты и закурила. Потом снова села. Я терпеливо ждал. Когда разговариваешь с людьми, нужно уметь не только задавать вопросы, но и терпеливо ждать. Если же пауза слишком затягивается, можно закурить самому, что я и сделал.
— Когда я сюда пришла, — начала Вера, — я почти ничего не знала о прошлом Танева, кроме того, что когда-то он был богат, торговал. На каникулы я поехала в Видин. Узнав, что я поселилась у Танева, моя мать страшно рассердилась. От нее-то я и узнала, что торговля Танева вовсе не была такой невинной, что у него были связи с гитлеровцами и всякие такие дела и что Танева после Девятого даже условно осудили. Месяца три назад пришел Медаров. Я сказала ему, что Танев уехал в провинцию и предупредил меня, что вернется не скоро. Но, несмотря на это, Медаров приходил каждый вечер. Только я вернусь из поликлиники, как он уже звонит. «Нет Танева», — говорю. А старик смотрит, словно не понимает. «А нельзя ли, — спрашивает, — войти подождать его?» — «Сколько же вы будете его ждать? — говорю. — Разве вы не поняли, что он уехал надолго?» — «Хорошо», — говорит. А на другой день он опять тут как тут. В конце концов не знаю как, но он познакомился с Мими, и в один прекрасный день я прихожу — он сидит в холле. С тех пор он заявлялся к нам каждый день. Выпивали они с Мими. Она специально для него держала бутылку мастики, старик ничего другого не пил. Пили, ясное дело, на деньги Медарова. Потом он неожиданно исчез.
— Когда?
— Когда? — Вера подняла глаза кверху, словно подсчитывая мысленно дни. — Да так с месяц назад.
— И больше не появлялся?
— Ни разу. Я даже спросила Мими, куда девался ее кавалер. Та только плечами пожала.
— Танев тоже не появлялся?
— Нет.
— Может, он приходил, когда вы были на работе?
— Возможно. Но не думаю…
— Почему?
— Потому что, если бы он приходил, я бы это почувствовала. У меня очень тонкое обоняние, а он всегда выливает на себя какой-то отвратительный одеколон, что-то среднее между сиренью и йодной настойкой. Войдет в комнату, а после целый день проветривать надо.
— А что, если он временно перестал душиться?
— Нет, это невозможно. Танев человек устоявшихся привычек.
— Эге, да вы его хорошо знаете! Но продолжайте.
— Я сказала вам почти все, что знаю.
— Речь шла о том, что Медаров боится Танева… — напомнил я.
— Ах да. Я немножко отвлеклась. Я еще хотела узнать у Медарова что-нибудь о «Комете» и об аферах Танева с нацистами. Но тот молчал. Только однажды, когда Мими вышла на кухню, старик не выдержал и сказал мне: «Ваш дядя — опасный человек… Очень опасный… Имейте это в виду».
— По какому поводу он говорил это?
— Я поинтересовалась, как случилось, что его, Медарова, осудили на тридцать лет, а Танев выкрутился. Старик, как всегда, уклонился от ответа. «Вы, наверное, взяли на себя его вину, — говорю, — а я бы на вашем месте не стала его покрывать». Тогда Медаров наклонился ко мне близко-близко, как сейчас помню, и прошептал: «Ваш дядя — опасный человек».
— Гм… А что вы подумали при этом?
— Я не знала, что и подумать, — пожала плечами Вера. — Со мной Танев играл роль кавалера и любезного хозяина. Чересчур галантный и вечно надушенный пожилой мужчина, который то и дело предлагает вам коньяк и старые анекдоты… И все-таки я не могла отделаться от ощущения, что этот самый Танев не моргнув глазом убил бы человека, если бы это принесло ему пользу.