В этот момент я ногой распахнул дверь, потому что не хотел вынимать руки из карманов.
— Хватит! — сказал я. — Оставьте сестру Марион в покое. Если вам что-нибудь от меня нужно, вы знаете, где меня найти.
Катцер потянулся за своей измятой шляпой, лежавшей на стопке историй болезни.
— Смотрите-ка, наш недужный. Привет! И не надо волноваться. Я ведь хочу только помочь вам.
Не зная, что именно я слышал, он счел за лучшее ретироваться. Дружески кивнул Марион, бросил на меня вызывающий взгляд и важно прошествовал к двери.
Визит Катцера полностью выбил меня из колеи. Его идея подобраться ко мне через сестру Марион была совсем неплоха. Я решил отложить налет на котельную до завтра. Сейчас я должен был подумать, как помешать Катцеру.
В четверг вечером по моему окну барабанил дождь. Около десяти я выглянул в коридор. Он был пуст. Марион уже с полчаса ждала меня в парке. Но я никак не мог выйти раньше, потому что ночная дежурная сестра долго шастала по отделению.
Марион подробно описала мне дорогу. С третьего этажа надо было спуститься по каменной лестнице. Я ступал со всей осторожностью, стараясь не производить ни малейшего шума. У входа в подвал была навешена открывающаяся в обе стороны дверь, которая чуть скрипнула, когда я немного приотворил ее, чтобы протиснуться. Вдоль стен были проложены толстые трубы, три или четыре 15-ваттные лампочки тускло освещали лабиринт из коридоров и закутков. Я прошел множество поворотов, миновал большую кухню, ярко освещенную, но безлюдную. На электрических плитах стояли огромные котлы, на столах высились груды тарелок, рядом лежали приборы и большой нож, которым поварихи, должно быть, шинковали капусту или разделывали мясо для гуляша.
Наконец нашел дверь, о которой говорила Марион. Ключ торчал в замке. Я повернул его и очутился под выходящей на улицу аркой. Дождь прекратился. Однако вечер был несравним с тем, который три дня назад пробудил у меня желание пригласить Марион на прогулку. По небу тянулись темные гряды туч, ветер шумел в ветвях деревьев. Вдоль парка вела улица, но свет немногих фонарей поглощали кусты и деревья. Я пошел по гравиевой дорожке, прорезавшей обширную площадь зеленых насаждений. Марион должна была ждать меня на круговой аллее, где стояла метеобеседка с соломенной крышей и парой скамеек. Гравий шуршал под моими ногами. У развилки я на миг в нерешительности остановился, не зная, куда идти, но затем двинулся все же по узкой песчаной тропинке вдоль маленького пруда. Свернув налево, скоро увидел метеобеседку. Дважды громко окликнул Марион по имени. Секунды текли. А потом у меня перехватило дыхание…
Вспоминая сегодня, по прошествии многих месяцев, этот кошмар, я чувствую, что не в состоянии описать его во всех деталях. Знаю лишь, что пришел в себя, только очутившись на улице, за пределами парка, но не с той стороны, где находилась больница, а с противоположной. Потеряв голову, я заплутался и теперь стоял перед низеньким забором, за которым виднелись виллы с остроконечными крышами и ухоженными палисадниками. Я нажал кнопку у первой же попавшейся калитки и услышал, как в доме заверещал резкий электрический звонок. Ничто не шевельнулось. Я помчался дальше, проскочил мимо одной калитки, не нашел на следующей звонка и, потеряв несколько драгоценных минут, был наконец впущен человеком в крахмальной рубашке с черным галстуком-бабочкой и в вечернем костюме. Он подозрительно оглядел меня, когда я, задыхаясь от быстрого бега, попросил разрешения воспользоваться телефоном, а затем все время держался в двух шагах позади меня, пока я шел по черным и белым каменным плитам к вилле. На оштукатуренной стене между двух окон висел выделанный под старину фонарь, от которого падал желтый свет.
— Сначала, пожалуйста, вытрите ноги, — сказал человек в вечернем костюме, показывая на половик перед дверью.
Я послушно ткнул пару раз правой, а затем левой ногой, как курица, отыскивающая дождевых червей. Ботинки мои были в грязи, и я увидел, что пальто мое сбоку разорвано. Кроме того, на нем недоставало двух пуговиц. Я бежал по парку не разбирая дороги. Мокрые ветки хлестали меня по лицу, я застревал в кустах, падал, бежал снова… Пропитанные потом волосы прилипли к моему лбу.
Телефон стоял в комнате, именуемой кабинетом (если допустить, что хозяин этого дома вообще работал и ему нужен был кабинет), с модернистскими картинами на стенах, восточными коврами на полу и письменным столом. На окнах висели тяжелые темно-синие гардины.
Человек в вечернем костюме прислонился к двери, по-прежнему подозрительно разглядывая меня. За стеной звучала музыка. Слышен был женский смех. Снимая трубку я увидел у себя на руке кровь. И спереди на моем пальто тоже было темно-красное пятно. Я трижды повернул указательным пальцем диск и подождал, пока мне ответят.