Конечно, системе этой было далеко до глобальности: наземные трассы покрывали только Эрийский материк, оставляя Пасифиду нетронутой — за исключением узкой прибрежной полосы на востоке. Морские линии тоже соединяли лишь порты Эрии, выбросив в океан всего два уса — к Архипелагу и к Восточному берегу Пасифиды. Естественно: ведь Ксения лишь второй век обживается человечеством, и население ее едва достигает полумиллиарда…
Дубах допил сок, бросил стакан в мусоропровод и в последний раз взглянул на глобус. Пусть системе этой далеко до совершенства, но в ней — его жизнь, жизнь координатора Транспортного Совета Тудора Дубаха.
По дороге к себе он заглянул в диспетчерскую Звездного флота, где Гаральд Свердлуф, навалившись грудью на стол, отмечал положение кораблей большого каботажа.
— Доброе утро, Гаральд!
— Доброе утро, координатор, — откликнулся тот.
Дубах заглянул в карту. Хорошо: все корабли идут в графике. Впрочем, на каботажных маршрутах за последние десять лет сбой был лишь однажды.
— Что транссистемники, Гаральд?
Свердлуф поднял голову.
— Грузовозы с Риона-III сядут завтра к двадцати часам по среднегалактическому. «Бора» прибыл на Лиду сегодня в во семь семнадцать.
— А «Дайна»? — спросил Дубах.
Свердлуф отвел глаза. Когда корабли опаздывали, он всегда почему-то чувствовал себя виноватым.
— Все еще опаздывает… Маршевый реактор — это серьезно, Тудор.
— Знаю. И об этом я буду говорить с заводом. Но выход из графика — это тоже серьезно. Уже двое суток, Гаральд. Двое суток! А на «Дайне», сколько пассажиров на «Дайне»?
— Пятьсот.
— То-то и дело. Когда опаздывает грузовоз — это плохо. Но когда опаздывает лайнер… Аварийник вышел?
— Вчера.
— Почему?
— Болл хотел справиться сам.
— С реактором? — Дубах усмехнулся. — Однако… Когда встреча?
— Завтра, в семнадцать по среднегалактическому.
— Хорошо, Гаральд. Если что-нибудь изменится — немедленно сообщите мне. Даже если ночью. Спокойной вахты!
«Болл первоклассный пилот, — подумал Дубах, выйдя из диспетчерской, — но авантюрист слегка. Рассчитывать справиться с реактором своими силами?!»
Придя к себе, он прежде всего связался с отделом личного состава.
— Лурд? Доброе утро. Вот что, Лурд: свяжитесь с Пионерами и узнайте, есть ли у них вакантные места пилотов. Есть? Превосходно. Откомандируйте в их распоряжение первого пилота Болла с транссистемного лайнера «Дайна». На его место поставьте кого-нибудь с каботажа. Пионерам нужен прекрасный пилот, не так ли? Болл подойдет им. Нет, нет, иначе я не дам «добро» на выход «Дайны». Ну вот и договорились. Спасибо.
Жаль. Впрочем, у Пионеров Боллу будет только лучше. И Пионеры не связаны никакими графиками. И не перевозят людей. А на пассажирских маршрутах нужны пилоты, при любых обстоятельствах приходящие вовремя.
Насколько все-таки проще с наземными коммуникациями: все автоматизировано до предела, человек выполняет только контрольные функции. Да и на воздушных тоже. Хуже всего приходится отделам Звездного флота, морских перевозок и индивидуального транспорта — им пространство поддается труднее.
Пространство… Дубах не признавал его. Потому что пространство — лишь функция времени. Оно измеряется не километрами, не парсеками, а временем, потребным на его преодоление. И Дубах боролся с ним, стремясь сократить это время. Потому что время, затраченное на преодоление пространства, потерянное. И пусть жизнь человека за последние насколько веков удлинилась без малого вдвое, но увеличились и расстояния… Дубах взглянул на часы. Пора. Он включил селектор, вызвал Баррогский стройотряд.
— Панков? Доброе утро. Говорит координатор. Что там у вас стряслось, Виктор?
— Между отрогом Хао-Ян и водоразделом пошли породы повышенной тугоплавкости. Геологи подкачали.
— С них спрос особый.
— Плавление полотна замедлилось в полтора раза. Войдем в график за водоразделом.
— Прекрасно, — Дубах улыбнулся. — А пока люди должны добираться до Рудного воздухом? Авиетками? Вертолетами? Триста километров на авиетке — это верх комфорта, не правда ли?
— А где я возьму энергию? Скажите все это план-энергетику, — не выдержал Панков.
— Скажу. И энергия вам будет — спрашивайте! Спрашивайте все, что нужно. Но за это давайте мне время. Ваша автострада сэкономит каждому работающему в Рудном больше часа, Виктор. Больше часа!
— Мы не в солнечной системе, координатор. И энергобаланс у нас пока что другой.
— Да, не в солнечной. Там девять миллиардов людей, а у нас — пятьсот миллионов. Но разве поэтому одни должны пользоваться меньшим комфортом, чем другие? Что это за рассуждения?! Конкретно: что вам нужно, чтобы войти в график?! Энергии у нас хватит, и не надо беречь ее там, где речь идет о людях!
— Два «аргуса».
— Будут вам «аргусы», — пообещал Дубах.
«Аргусы» — атомные реакторы на гусеничном ходу — это дефицит. Их привозят с Марса, а на самой Ксении пока что не производят. Дубах еще не знал, где он их достанет. Но что достанет — не сомневался. Правда, ему предстоял пренеприятный разговор с план-энергетиком, но к этому оба они уже привыкли, и споры и препирательства их были скорей традицией, чем необходимостью. В том, что при всей своей прижимистости Захаров «аргусы» выделит, Дубах был уверен. Он снова включил селектор.
— Весли, прошу вас, подготовьте мне быстренько цифры по пассажиропотоку к Рудному — для Захарова. Наши застряли с автострадой, и им нужна дополнительная энергия.
— Когда?
— Часа через два.
Слышно было, как Тероян выразительно вздохнул.
— Вот и прекрасно, — сказал Дубах. — Спасибо, Весли.
Заверещал сигнал видеовызова. Дубах включил экран. Это был Ходокайнен из морского отдела.
— Тудор, в Лабиринте сел на риф контейнер…
Этого Дубах всегда боялся — контейнеры с нефтью, буксируемые через Проливы… Когда же дотянут трубопровод, наконец?..
— Сколько?
— Десять тысяч.
Десять тысяч тонн нефти, тонкой мономолекулярной пленкой покрывающие акваторию Проливов…
— Совет Геогигиены оповещен. Химэскадрилья поднята, — Ходокайнен взглянул на часы, — семь минут назад. Через шесть они будут над лабиринтом.
— Так, — сказал Дубах, чувствуя, что у него начинают болеть скулы. — По окончании операции капитана буксира — ко мне.
Ходокайнен кивнул. Ему жалко было капитана. Но Дубах, наверное, прав. Почему-то всегда получается, что Дубах прав…
О предстоящей поездке к Эзре Бихнеру он вспомнил только в половине четвертого. Словно сработал в нем какой-то механизм, выудивший из памяти нужную карточку.
Лаборатория Бихнера весь последний год терроризировала его. Они ежемесячно съедали годовой лимит, и Дубах сам не до конца понимал, каким образом ему удавалось вышибить из Захарова энергию для их ненасытной аппаратуры. Но похоже, они добились чего-то стоящего — судя по тону Эзры и его привычному лаконизму. Дубах в последний раз включил селектор.
— Я буду в Исследовательском, у Бихнера. Если поступят информации о «Дайне» и Проливах, передайте мне немедленно. Спасибо.
Исследовательский центр находился на равнине, километрах в пятидесяти от Совета, и Дубах решил добираться энтокаром. Это минут пятнадцать. Впрочем, через несколько месяцев здесь пройдет ветка автострады, и тогда время сократится до десяти минут.
Каждая минута, отвоеванная у пространства, была для Дубаха личной победой, потому что борьбе этой он отдал всего себя. В среднем согласно статистике каждый житель Ксении ежедневно тратит на транспорт около полутора часов. А это значит, что на полтора часа человек выбывает из активной жизни. Конечно, в дороге можно думать, можно читать, разговаривать по связи. Но все это — паллиативные решения. Компромисс. Уступка вынужденности. Дубах всегда ненавидел компромиссы, хотя ему и случалось — достаточно часто случалось — идти на них.