— Кому и за что ты мстишь? — устало спросил он.
— Красным! За тебя, за себя, за… — Ее лицо вновь горестно сжалось. — Потом… После… Я все тебе расскажу…
Опять послышался вкрадчивый стук в дверь.
— Обед несут…
Через порог чинно переступила попадья. За ней с огромным подносом в руках вошла та же русокосая девушка.
— Зойка, ставь кушанье! — скомандовала попадья, указывая девушке на стол своим коротеньким пухлым пальцем. И тут же униженно согнулась перед вошедшей атаманшей. — Вот, извольте, пожалуйста, Марусенька. Кушать принесла, как было сказано… Может, еще чего изволите?
— Спасибо, — вяло отозвалась атаманша. — Можешь идти… Только баню не забудь.
— Что вы! Как можно… Зойка, останешься прислуживать!
Попадья, пятясь, вышла из комнаты. Тихо прикрыла дверь.
Девушка проворно освобождала поднос.
— Ты откуда будешь? — спросил Сергей и тут же ожегся о ревнивый взгляд атаманши.
— Мы из Сибири, — тихо ответила девушка. — Весной всей семьей переехали. Голод у нас…
— Попадья тебе родственница?
— Какая там родственница! — раздраженно вмешалась в раз говор Лена. — Батрачит на нее, вот и все родство! Аль сам на куркулей не гнул спину?
— Матушка очень добра… — пролепетала девушка.
— Знаю я эту доброту! — резко, но не повышая голоса, оборвала ее Лена. — Пока лошадь работает, к ней добры, а как вытянет ноги — шкуру сдерут и — на обед собакам… Можешь идти! Без тебя мимо рта ложку не пронесем.
— Хорошо, — покорно ответила девушка.
Попадья стояла за дверью и подслушивала. Когда девушка вышла, она ласково погладила ее по русым волосам.
— Поди погуляй, Зоюшка. Я сама уберу.
И хотя девушка знала, что немытая посуда все равно будет лежать до ее прихода, она обрадовалась возможности провести вечер с подружками.
В сумерках Илья и Федька со всеми предосторожностями пробрались к окраине станицы. За три года службы в разведке Горбунов научился подбирать удобные места в самых различных населенных пунктах. Полазив в нескольких садах и огородах, он обратил внимание на сильно запущенный огород, который, как он помнил, принадлежал бездетной семье Карагодиных. «Видать, Петр не вернулся с фронта», — подумал он. Вспомнил про баню в саду. Дал знать напарнику, чтобы подождал, пробрался во двор.
Дом и сарай оказались давно сгоревшими. От всего хозяйства осталась лишь полуразобранная печная труба да внутренний плетень, отгораживавший когда-то двор от сада и огорода. В саду сиротливо стояла покосившаяся баня. Илья долго присматривался к ней: не забрался ли кто?
— Карр! Карр! — подал он условный сигнал.
Быстро нырнули в небольшой предбанник с глиняным полом. И только тут разогнули спины. Илья неосторожно потянул к себе чуть приоткрытые двери. Громко заскрипели старые петли. Оба вздрогнули, замерли, тревожно прислушиваясь к тишине. Дверь открывать больше не рискнули, протиснулись в образовавшуюся щель, осмотрелись.
Когда-то здесь была жилая времянка, переделанная потом в баню, о чем говорила большая русская печь с низкой топкой. У печи был разобран верх, и поставлен большой железный котел с клепаными стыками. К котлу можно было залезть только по гнилым полатям, тянувшимся от печи до стены у двери. Вдоль стены напротив стояла такая же гнилая широкая скамья. Над ней — небольшое окошко с выбитой рамой. Светились гнилушки, неприятно пахло плесенью. Духота.
— А котел целый! — чуть слышным шепотом удивился Федька, осторожно забравшись на полати.
— Видать, худой, — предположил Илья. — Слазь, а то загремишь…
Федька слез.
— Здесь и будем отсиживаться?
— Я — нет, а ты сиди, покуда не приду.
— Тут как в крысоловке. И не выберешься…
— В окно выскочишь! Я дверь в предбаннике прикрою — услышишь… Наган держи наготове. И вот еще тебе… — Илья на ощупь сунул ему ручную бомбу. — С этой штуковиной как нибудь отмахнешься… Смотри только, не спи! Чуть что — лезь в печь, а то удерешь — ищи потом тебя…
Федька обиженно засопел.
— Ну, ну, не серчай! — примирительно сказал разведчик. — Я ухожу.
Федька остался один в плотной тьме. Глянул в окно на небо, но близко растущие вишни скрыли его своей листвой. Он огорченно вздохнул, осторожно присел на краешек скамьи, предварительно проверив ее прочность рукой. С полчаса просидел неподвижно, вертя в руках оставленную Ильей бомбу и разглядывая светящиеся гнилушки на полатях.
Резкий звук медленно открываемой двери заставил его вздрогнуть и настороженно вскочить на ноги.
Из предбанника послышались осторожные шаги и девичий испуганный шепот:
— Страшна-а… Фрось, зажигай скорей свечу.
Он выхватил из кармана наган и, мгновение поколебавшись, нырнул в печь. Под руками и коленями слабо прохрустела сажа, но было достаточно высоко, чтоб проползти на четвереньках. Пробравшись к дымоходу, просунул туда ноги, повернулся лицом к горловине печи и замер.
Слабый свет тоненькой свечи, какими обычно торгуют в церкви, осветил красноватым светом покрытую белым налетом плесени стену, вернее, видимый Федьке кусок ее и часть оконного проема. Босые ноги тихо прошлепали по глине пола.
— Ставь свечу сюда, — раздался приглушенный голос.
Федька определил, что свечу устанавливают на полати. Три тени топких девичьих фигурок запрыгали в такт колебанию язычка пламени на стене. Это его успокоило.
— Ой, девчонки! Окно-то открытое… — зашептала одна тень, указывая рукой на окно.
— И правда, — отозвалась другая. — Надо завесить.
— Чем?
Девушка, заметившая открытое окно, шагнула к стене. Он увидел толстую русую косу, спадавшую на грудь, нежный профиль и вздернутый носик. Она посмотрела в окно. Ничего не увидев, отрешенно вздохнула и решительно прошептала:
— Ладно! Юбкой завешу. Тут и гвозди есть…
Прикрыв лицо кубанкой, чтоб не выдать себя дыханием, Федька с неподдельным любопытством наблюдал за девушкой. Успел отметить, что она странно для местных жителей окала. «Видать, из переселенцев», — подумал он.
Девушка проворно сняла верхнюю юбку, оставшись в нижней, завесила окно. К ней приблизились две чернявые подружки.
— Ой, Зойка, — прыснула одна из них, — вот бы кто увидел!
— Сказали б, что с парнем… — пошутила другая.
— Пускай говорят! Я к Марусе пойду и тогда поговорю им, — бесшабашно проокала Зойка. — А вы чего дверь не закрыли!
И сама на цыпочках скользнула мимо печи. Протяжно и жалобно скрипнули петли. Две оставшиеся подружки испуганно сжались, широко раскрыв глаза.
— Ух, как скрипит! — шепнула Зойка, подходя к подругам.
Заглянула внутрь печи:
— Ничего не видать.
Все трое осторожно присели на скамью, прямо напротив печи. Слабый свет свечки неясно заиграл на лицах, и, хотя рассмотреть их толком было невозможно, Федька отметил, что Зойка, пожалуй, самая симпатичная, хоть и собирается вступить в банду Maруси.
— Начнем, девчонки? — тряхнула головой Зойка.
— Ты сначала толком скажи, как надо… А уж потом…
Зойка склонилась к ним. Федька навострил уши так, что самому показалось, будто они стоят, как у собаки.
— У нас девчонки так делали…
— Это в Сибири? — прервал ее уточняющий шепот.
— Ну да. Где же еще!.. Подымают юбку и задом лезут в печь… Если тронет лохматой рукой — за богатого выйдешь…
— Это за зад тронет? — снова уточнила та же девушка.
— Ну да! А ты думала… А коль голой рукой коснется — знать, за бедного замуж выйдешь.
— Страшно, — вздохнула одна, вглядываясь прямо в Федьку расширенными от страха и любопытства зрачками.
Другая вдруг прыснула, прикрыв рот рукой.
— Ты чего, Кать?
«Ну вот, — подумал Федька, — теперь всех знаю: белая — Зойка, рядом с ней — Фроська, а эта Катька».
— Да, вспомнила, — продолжая давиться смехом, ответила Катя. — Мне мамка рассказывала, будто городские барышни под юбками короткие штаны носють…