Дав знак Оганесову быть настороже, взял автомат, осторожно приоткрыл люк. От камышей по грудь в воде медленно шел человек. Он уверенно положил руки на замаскированный борт машины, вполз на него, приподнялся. Чехов… Слышно было, как вода стекает с его герметичного костюма.
— В машину, — прошептал Плотников. — Здесь разденетесь.
Тяжело дыша, солдат пролез в люк, почти упал на сиденье, привалясь к броне.
— Где сержант?
— Там… Взяли, наверное…
— Как?..
— Шли обратно. Нас кто-то окликнул, пароль требовал. Я побежал…
— Командира оставил, сам побежал? — вскинулся Оганесов. — Боялся, что бока могут намять?
— Ниче я не боялся, — обиженно задышал молодой солдат. — Я отвлечь хотел, думал, за мной погонятся…
— Что они дураки — за зайцами бегать! «Думал»! Когда бежал, не думал, потом думать стал. Поздно думаешь.
— Спокойно, Оганесов, — остановил Плотников. — Не надо раздеваться, Чехов, вам предстоит обратная дорога…
Возможно, молодой солдат действительно растерялся, услышав в темноте требование пароля, и не нашел ничего лучше, как броситься без команды наутек, да еще прямо к машине. Ведь это ж просто счастьем будет, если за ним не проследили. И однако же Плотников сейчас должен довериться ему снова. Именно Чехов пойдет теперь на связь с «Тучей» — водителя посылать можно лишь в крайних обстоятельствах. И чем большее доверие почувствует к себе Чехов, тем лучше он справится с задачей.
Ну а если за Чеховым все-таки проследили и вот-вот накроют экипаж? Ну что же, на учении и горький урок дорог. Дольше запомнится. Разбор еще будет, а сейчас надо действовать — учиться воевать, пока ошибки твои остаются зарубками в памяти, а не на теле.
— Докладывайте, Чехов, что вы там обнаружили с сержантом?
Чехов рассказывал сбивчиво, все еще волнуясь, приходилось переспрашивать, уточнять, проверять наводящими вопросами, но в конце концов Плотников понял: радиосводку надо дополнить. Артиллерийский дивизион на позициях, неизвестный штаб, узел связи, колонна машин с боеприпасами и горючим довольно серьезные объекты. Сведения о них держать при себе было бы преступлением. Взяв у Оганесова взрывпакет, обернутый бумажкой с донесением, Плотников приписал несколько малозначащих на первый взгляд слов и цифр. Потом протянул Чехову.
— Прочтите, все ли вам понятно? Пойдете на связь.
— Но ведь я должен… — обиженно отозвался Оганесов.
— Теперь уж не должен, — сухо прервал офицер и добавил, мягче: — Вы нужнее здесь. У нас главная работа впереди. Лучше налейте-ка Чехову чаю, пока я его инструктирую…
Через десять минут Чехов снова уходил.
— Я выполню, товарищ старший лейтенант, — напряженным голосом заверил он офицера.
«Молодцов тоже так говорил, — подумал Плотников. — А Молодцов не первый день в разведчиках».
Однако ничем не выдал сомнений, крепко пожал руку парня и напомнил еще раз:
— Будьте осторожны со светом. Синий, он тоже далеко виден.
— Я помню донесение наизусть…
— Нет, Чехов. Передавайте с бумаги. Лучше ничего не передать, чем ввести своих в заблуждение. И вот что еще: к машине вам лучше не возвращаться. Мы и без того достаточно рисковали. Ну, ни пуха вам…
Снова минуты как вечность, и в долгом ожидании теряется реальность времени, и внезапно почудится далекая автоматная очередь, отчего весь вскинешься. Наверное, правда, что тишина нигде так не ощутима, как на войне.
В темноте зашелестела сигаретная пачка, прозвучал вздох. Плотников сглотнул слюну — курить захотелось смертельно. Оганесову, видно, не легче.
— Курите, — разрешил Плотников. — Только осторожно.
— А вы?
— Я после разведки.
Снова легкий шорох, глубокий вздох. Ни щелчка зажигалки, ни запаха дыма. Плотников усмехнулся и забыл о табаке.
…Далекий голос в наушниках показался галлюцинацией — с такой надеждой и тревогой ждал его Плотников, что было страшно поверить в удачу. Но голос был настоящий:
— «Волна», я — «Туча»… Прошел дождь, ожидается град. Повторяю… — «Туча» подтверждала получение разведданных.
Чехов!.. Зеленый мальчишка, разведчик без году неделя, он сумел-таки пройти незамеченным сквозь секреты и посты охранения, подняться на высокую сопку и по маломощной радиостанции УКВ связаться с «Тучей», передать сведения! Или в разведке, в общем-то, все просто, и успех или срыв зависит от случайности, от простого везения, как во многих рискованных делах?..
«Стой! — сказал он себе. — Стой! Ты слишком самонадеян, Плотников, если так легко судишь о деле. Разве ты не потерял уже двух лучших разведчиков? Дело тут не в твоем личном доверии к Чехову. Использовал шанс — установленный на всякий случай канал радиосвязи по УКВ — вот что важно. Какой-то шанс должен был принести успех. Однако же зря, по существу, запретил Чехову возвращаться.
Уж не потому ли сожалеешь, что захотелось наговорить ему хороших слов? Никак не можешь без слов…»
И признался себе, до чего мало надеялся на молодого солдата, да и на ультракоротковолновую радиостанцию. Почти убежден был, что придется выходить на связь самому, по штатной радиостанции, которую наверняка засекли бы. Повезло. Но если тебе везет, будь готов к невезению…
Тусклый блик на речном плесе чуть-чуть разросся, рядом возник другой, — казалось, сама вода, уставшая от темноты, рождает свет. Плотников слегка повернул окуляр — на востоке, за линией переднего края, горизонт словно подтаял; нижняя кромка его стала пепельной.
Если «западные» собираются ударить из темноты, пора начинать. На рассвете удобно наступать. Среди холмистых пространств, с темными еще, туманными распадками машины слабо заметны, они похожи на расползающиеся ночные тени, и в них трудно стрелять. А в танки стрелять надо точно.
Глазам уж больно, но они смотрят и, чудится, различают цепь вешек на плесе, хотя ты и знаешь — это пока иллюзия. Почему же так тихо? Или «западные» вовсе не собираются наступать, и утро придет спокойное, ясное — по-августовски мирное утро в мирной степи, где нет никаких танков, пушек, ракет, бронетранспортеров и тягачей — они уползли под покровом ночи в далекие городки с высокими каменными заборами и мирно толпятся у моек, поджидая очереди? Лишь ты со своим экипажем, случайно забытый старшими командирами, торчишь в этой реке.
Словно сама сгущенная тишина разразилась взрывом, от которого нервно дрогнул корпус машины и по всему плесу вскинулись испуганные рыбы. Эхо первого удара заглохло в грохоте, одновременно возникшем по всему берегу, — казалось, кто-то начал колотить огромной, жесткой подушкой по холмам, по воде, по близкому камышу, и даже внутри машины воздух стал тугой, давящий и вязкий.
Плотников не мог видеть происходящего за прибрежными увалами, и потому казалось — опять же сам воздух рождает огненные сполохи, бегающие по небу. Внезапно они утонули в длинных, жутких огнях, разваливших небо на части, и оно стало рушиться с оглушающим рыком, свистом и скрежетом, и хотелось прикрыть голову руками, потому что броневая сталь машины должна была сейчас провалиться… И представилась сатанинская пляска огня в ближних распадках и на боках увалов, черно-седые космы летящего суглинка, жестокий каменный град, сыплющийся из разрастающихся туч земли и дыма, — как будто случился катаклизм, и на месте осевших от древности холмов поднимаются молодые, грозные горы.
«Туча» разразилась грозой, пытаясь смести штабы и узлы связи «западных», разрушить позиции артиллерии, расстроить и растрепать изготовившиеся к броску колонны, разметать тылы, взорвать артерии, которые станут питать наступление противника. Значит, оно все-таки готовится, и «Туча» стремится если не сорвать его, то хотя бы ослабить силу удара, отсрочить его до дневного света, когда сражаться в обороне много легче. Насколько ей это удастся — зависит от точности разведданных, в том числе и переданных Чеховым. Огневые посредники учтут каждую цифру. Противника, одетого в броню, маневренного, вооруженного не хуже тебя, одним испугом не возьмешь. Он и сам попугать любит — вон как на востоке, за холмами плацдарма, полыхает небо. Там с не меньшей силой бушует ответный огонь, и под гром этой дьявольской дуэли они вот-вот двинутся…