Еще и не подумав об этом, Плотников уловил перемены на берегу. Казалось, холмы зашевелились. В ста метрах от излучины, вспенив воду, в реку тяжело вошел плавающий бронетранспортер, набитый пехотой. Следом — другой, третий…
— Товарищ старший лейтенант, и у меня пошли, — громко, перекрывая гул канонады, доложил Оганесов.
Действительно, ниже излучины переправлялись боевые машины пехоты — их силуэты легко различались в темноте.
«Пусть плывут. Эти нашим не страшны. Да они и не сунутся в атаку раньше танков…»
Танки. Их никак нельзя проглядеть. На безлесных, пологих холмах плацдарма танковую атаку в утренних сумерках никакой силой не остановишь. Но где же танки?..
«Туча» предупредила: их надо особенно ждать с началом огня. Вдруг они сейчас переправляются?.. Не здесь?..
Опять стало сыро и холодно, чувство тревоги глушило и отодвигало грохот ракетно-артиллерийского огня, хотя сила его продолжала расти.
«Нет, — говорил он себе, — нет! Лучшей позиции ты не мог бы выбрать. Именно здесь, где берега положе, а река мельче, следовало искать танковую переправу. И трасса…»
В зоне трассы по-прежнему было спокойно, лишь какая-то вертикальная мачта, едва различимая над низким берегом, медленно двигалась к воде. То ли саперы, то ли связисты ладили там что-то, и похоже было — никаких танков не ожидается.
Машинально, краем глаза следя за мачтой, Плотников немножко удивился — отчего движение ее не прекратилось у кромки воды? Посмотрел ниже. На тусклом зеркале реки отчетливо проглянул массивный силуэт башни, полупогруженный в воду корпус машины, длинный орудийный ствол и даже утолщение эжектора на нем.
В воду шел танк, и «мачта» была его воздухопитающей трубой.
Плотников прикрыл глаза — чего не померещится, если ждешь тревожно и долго!..
Снова открыв глаза, он различил только башню и орудийный ствол да еще темный бурун воды над скрывшейся кромкой танка.
«Значит, не померещилось», — подумал как-то уж очень спокойно и ощутил, что ребристая тангента переключателя радиостанции остро щекочет палец. Однако не шевельнулся, продолжая внимательно следить за трассой. На радиоволне, которую отвела ему «Туча», по-прежнему царила тишина, хотя на других волнах теперь бушевала буря. Но попробуй заговори!..
Блеск недалекого разрыва на миг осветил взбугрившуюся поверхность реки у противоположного берега и белые потоки воды, скатывающейся с башни идущего к берегу танка, — Плотников ждал. Второй танк уверенно шел в воду, вот уже едва приметный бурунчик от воздухопитающей трубы пересекает стрежень, а от прибрежной тьмы отделилась третья черная глыба… Теперь пора.
— «Туча»! Я — «Волна»! Нужен град! Нужен хороший град! — повторил Плотников, позабыв, что за каждое лишнее слово в эфир он может дорого заплатить. Не мог удержаться от чувств теперь, когда произнесены самые важные слова, когда «Туча» их услышала. Даже в последние мгновения, когда появились танки, когда сделано было почти все, он боялся поверить в удачу, боялся чего-то, что помешает радиосвязи.
«Туча» отозвалась через полминуты. Не голосом радиста, а высоким, сверкающим столбом на середине реки. Посредники по имитации, видно, не дремали, пока наводилась переправа, и по первому сигналу, что трасса пристреляна, начали свою дьявольскую работу. Два разрыва грохнули враз — на самом откосе и в воде, — и пламя первого расцветило вскипевшую воду резкими красками праздничного фейерверка. Фонтан опадал уже в темноте, косматый, седой, как дым, а рядом росли другие. Тускло-зеленые вспышки били из глубины реки вдоль всей трассы, — казалось, с речного дна стреляет целая батарея и орудийные стволы вместе с огнем и дымом выбрасывают в небо клокочущую воду…
Третий танк в реку не пошел. В аду, где смешались вода и пламя, непрочная воздухопитающая труба была бы снесена. Недовольно поворочавшись на берегу, танк попятился, слился с темнотой…
Ноги Плотникова отбивали веселую, нервную чечетку на резиновом коврике днища. Переправа сорвана, во всяком случае, она задерживается, — и это сделал один экипаж, его экипаж… Еще полчаса, хотя бы полчаса подержать их у реки! Тогда они не успеют до рассвета к переднему краю. В воздух поднимется штурмовая авиация, и если она застанет танки хотя бы в предбоевых порядках, у пилотов будет горячая работенка…
Но какого черта «Туча» молотит пустую воду? Снаряды еще пригодятся.
— «Туча»! Я — «Волна»! Град побил цветочки. Град побил цветочки…
Лес водяных столбов поредел, лишь там и тут продолжали вырастать отдельные черно-белые всплески — посредники обозначали теперь редкий методический огонь по переправе. И Плотников сразу понял: дело далеко не кончено, а связь между двумя его выходами в эфир и огневым налетом на танковую переправу столь очевидна, что догадаться о ней может и малоискушенный слухач. Если он, конечно, существует и находится неподалеку.
Однако другая тревога тут же вытеснила беспокойство о собственной безопасности. Танки… Не может быть, чтобы противник отказался от переправы их на плацдарм. Но куда же они ушли?..
Канонада поутихла — запасы имитации у посредника не безграничны, экономят, хотя в реальном бою теперь настал бы самый ад кромешный, где уж — ни неба, ни земли. И теперь-то ясно было бы, кто берет верх в огневой дуэли, кому скоро придется замолкнуть. А вдруг верх берут «западные», и батареи, стреляющие по плацдарму, смолкают одна за другой, потому что выводятся из строя? Или «Туча» желает сберечь до решающей минуты то, что от них осталось?..
До чего же медленны рассветы в августе! В июле совсем другое — в июле теперь уже рассвело бы…
Танки, где танки? Не пуститься ли вплавь по реке, сбросив маскировку? По воде то и дело снуют машины, можно сойти за одну из них…
Слабый гул мотора возник на берегу совсем близко и тут же пропал. Еще грохали взрывы на плесе, а Плотников с удивительной отчетливостью слышал происходящее за стеной камыша. И щелчок открывшейся броневой дверцы, и топот спрыгивающих на землю солдат, и клацанье автоматных затворов.
— Интервал три метра! — раздался звонкий юношеский голос. — Прочесать камыш до конца. Вперед!
Зашелестело, тяжело захлюпало, кто-то сердито выругался:
— Фу, черт! Напугала!
— Кто?
— Выпь. Как она тут усидела под такую музыку?
— А куда ей деваться? Кругом музыка…
Ладони Плотникова занемели на рукоятках крупнокалиберного. Мгновенный поворот башенки, и свинцовый ливень скосит камыш вместе с людьми. Изрешетить бронетранспортер на таком расстоянии ничего не стоит, если, конечно, кто-нибудь не успеет быстро и точно бросить гранату: до камыша всего пятнадцать метров.
Оганесов пригнулся к рулю, рука — на зажигании, нога на педали стартера. После первого выстрела — бросок на берег, уйти в холмы, затеряться в суматохе движения…
— След, товарищ сержант!
— А ну, что за след?
«Черт, как громко стучит сердце! И до чего тонка броня машины!»
— Видите, ведет к воде.
— Или из воды?..
«Это наши помяли, когда уходили в поиск. Ах вы, горе-разведчики!»…
— Да, похоже, из воды.
— А там что темнеет, на реке?
— Какая-то коряга. А за нее… вроде тина нацеплялась?
— Вроде? Поточнее нельзя?
— Точно — тина и коряга. Да разве он будет тут сидеть? Сделал черное дело и смылся поскорее на тот берег. Кажется…