Я стоял и разглядывал ее искаженное злобой лицо, и вдруг мне вспомнились пятна крови на правом заднем колесе машины. Вдоль позвоночника холодной скользкой змеей пополз озноб.
Мне сразу показалось, что с этими пятнами что-то не так, но только сейчас я понял, что они значили. Это не был несчастный случай. О'Брайен был убит, как были убиты Долорес и Натли.
— Вы с Россом убили его, — сказал я. — А потом инсценировали случайный наезд. Вы стукнули его по голове, а потом переехали задним колесом «кадиллака». Только вы в спешке сделали серьезную ошибку. Вы переехали его не тем колесом. Нужно было левым, Люсиль, не правым, а левым. Одной такой ошибки достаточно, чтобы попасть в газовую камеру.
Она попятилась, лицо ее внезапно стало серым.
— Я не убивала его!
— Убивали, вместе с Россом. Вы хотели убить двух зайцев одним выстрелом, не так ли? Избавиться от О'Брайена, а заодно расколоть меня на двадцать тысяч!
— Это неправда! — закричала она. — Вы ничего не сможете доказать! Я не убивала его! И если вы не заплатите нам…
— И не подумаю, — сказал я, подходя к широкому, от пола до потолка, окну, выходящему на веранду. Я развязал оба шнура для занавесок и вытащил их. — У меня сегодня днем будет много работы, — продолжал я. — Я хочу выяснить, зачем это вам вдруг понадобилось убивать О'Браиена. Боюсь, вы мне будете мешать, Люсиль. И поэтому я сейчас вас свяжу и оставлю здесь, пока не выясню все, что мне нужно.
Глаза ее совсем округлились, и она начала пятиться.
— Не смейте прикасаться ко мне! — воскликнула она. — Я здесь не останусь!
— Лучше соглашайтесь по доброй воле, иначе мне придется сделать вам больно, — сказал я, приближаясь к ней. — Только не думайте, что мы с вами выступаем в одной весовой категории, наша последняя семейная ссора ни о чем не говорит. И если вы опять вздумаете грубить, мне придется ответить вам тем же.
Она кинулась к открытому окну, но я схватил ее за руку и как следует дернул. Мне было не до рыцарства. Когда она попыталась вцепиться мне в лицо ногтями, я оттолкнул ее руки в сторону, а потом довольно безжалостно ударил правой в челюсть. Она сразу осела, закатив глаза к потолку.
Зная, что без сознания она пробудет недолго, я быстро связал ее, потом отнес в спальню и положил на свою кровать. Потом подошел к шкафу — переодеться. Оделся я по-серьезному — галстук, пиджак, темные туфли. Как раз когда я кончил одеваться, она зашевелилась.
Я сходил в кухню, достал из ящика бельевую веревку, вернулся в спальню и аккуратно привязал Люсиль к кровати.
Через несколько секунд она открыла глаза и изумленно уставилась на меня.
— Извините, но вы сами виноваты, — сказал я. — Мне жаль, что я вынужден оставить вас здесь в таком неудобном положении, но у меня нет другого выхода. Во всяком случае, постараюсь обернуться как можно быстрее. Лежите спокойно, и все будет в порядке.
— Развяжите меня! — взвизгнула она, бешено пытаясь высвободить руки. — Вы за это ответите! Развяжите меня!
Я минуту-другую понаблюдал за ней, потом, убедившись, что без посторонней помощи ей не освободиться, направился к выходу.
— Не уходите! — выкрикнула она, ужом извиваясь на кровати. — Вернитесь!
— Не огорчайтесь так сильно, — успокоил ее я. — Постараюсь не задерживаться.
С этими словами я вышел из спальни и захлопнул за собой дверь.
Уже в холле я слышал, как она кричала мне вслед:
— Чес! Не уходите! Пожалуйста, не уходите!
Но я был безжалостен. Заперев дом, я побежал дорожке к стоявшему у ворот «бьюику».
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
В городе я первым делом купил несколько воскресных газет и бегло просмотрел заголовки. Я ожидал, что убийству Долорес и Эда Натли уделено почетное место на первых страницах, но о них вообще не было сказано ни слова.
Я решил поехать в бар к Слиму, где за бутербродом и бокалом пива смогу спокойно прочитать все газеты и определить план дальнейших действий.
В баре почти никого не было, но в одной из кабинок я увидел Джо Феллоуза. Он сидел с не знакомым мне человеком. Я хотел тут же смыться, но Джо меня уже заметил.
— Эй, Чес! Давай к нам!
Мне ничего не оставалось, как присоединиться к ним.
— А я думал, ты сегодня играешь в гольф, — сказал Джо. — Садись. Познакомься, это Джим Бакли, лучший журналист «Инкуайерера».
— Жаль, что редакторы «Инкуайерера» этого не знают, — сказал Бакли, широко улыбаясь. Он был невысок, толстоват, средних лет. Глаза внимательные, кристальноголубые.