— Думаю, что у них другое оружие, — сказал Брянов. — Добравшись до «вибрика» такой массой, они постарались бы лишить нас воли, превратить в добродушных идиотов.
— Да-а, вторая высадка будет непростой. На планете мы уже обрели врагов.
— И друзей.
— Одним словом, начало положено, — усмехнулся Устьянцев.
— Никакое начало не бывает простым…
Брянов посмотрел на неподвижных аев и подумал, что врагов много и они сплочены, а друзей — только вот эти трое, которым еще надо как-то добраться до своего леса.
— А вас ззумы не перехватят? — с беспокойством спросил он.
— Ззумы летают плохо.
— Мы выпустим вас над лесом…
— Не улетайте! — почти хором засвистели, зачирикали они. — Аи не должны спать в норах. Вашего аппарата они испугаются, улетят в лес. А потом многие поймут, что можно обходиться без ззумов. Не улетайте!..
— Правила не разрешают… — начал Брянов.
— Мало ли что не разрешают! — взорвалась Нина. — Да мы и не будем вмешиваться. Мы будем только летать… Все равно у нас карантин…
Она ссадила со стола аев, которым в тесном «вибрике» негде было распахнуть крылья, не спрашивая Брянова, открыла перед ними люк шлюзовой камеры.
Брянов не возражал. Он смотрел через иллюминаторы, как один за другим аи вываливались из «вибрика» и камнем падали вниз. В туманной глубине они раскинули крылья и крутыми спиралями заскользили к лесу. Ему вдруг подумалось о странной безбоязни этих трех аборигенов. Ведь они признавали, что виброгравитация пугает их. Почему же не испугались, а, пересилив страх и возможную боль, прилетели на «вибрик»? Почему? И ему уже не казалось вмешательством в дела чужой планеты то небольшое, что он собирался сделать, — летать и летать над полем, не давать спать этим добрым птицам…
Владимир Михановский
Путь «Каравеллы»
Чтобы попасть на Синее озеро, нужно пересечь поле гречихи и пройти рощу. На корабле в мирном содружестве обитали представители чуть не всей земной флоры — от сибирского кедрача до американской секвойи. Такая «широта диапазона» достигалась тем, что каждое растение отсека обитало в собственном микроклимате, который поддерживался скрытыми в почве системами. Кок Либин шагал уверенно. Синее озеро было его любимым уголком, и он ходил сюда каждый раз, как выдавалось свободное время.
Сейчас в оранжерейном отсеке только-только завязывалась осень. Листва деревьев умеренного пояса Земли начинала блекнуть, желтеть.
«Ночью прошла гроза. Возможно, последняя из летних гроз», — с легкой грустью подумал Либин.
Времена года в оранжерейном сменялись в той же неторопливой последовательности, что и на невообразимо далекой Земле, Поломать эту последовательность, впаянную в нейронную память климатической системы, было невозможно. Да никто и не хотел этого.
Оставалось сделать один поворот у кряжистого, раскидистого дуба, чтобы увидеть Синее озеро.
Кок замедлил шаг, поднял глаза и остановился, пораженный: дуб был срезан почти у самого основания. Кок обошел вокруг рухнувшего дерева, зачем-то сорвал желудь, внимательно осмотрел его. Затем опустился на корточки и потрогал пень, гладкий на ощупь, словно отполированный.
Как свалили дуб? Спилили? Но вокруг не было и следа опилок. И кто. мог учинить это варварство? «Тобор!» — обожгла мысль. Для Тобора, конечно, свалить дуб было бы пустяком. Но зачем роботу это делать?
Рядом с пнем возвышался маленький дубок, выросший уже здесь, на корабле, во время полета.
Кок поднялся, отряхнул с коленей влажную землю. Кажется, встреться ему сейчас Тобор — разорвал бы его в клочки.
— Разорвал бы в клочки! — вслух повторил Либин и усмехнулся. Это Тобора-то! Ведь истинного предела силы и выносливости робота, пожалуй, не знает никто: Тобор и в полете продолжает совершенствоваться и набирать мощь, как вот этот молодой дубок.
Еще в Зеленом городке, задолго до старта «Каравеллы», о Тоборе ходили легенды. Чего стоит случай, ставший хрестоматийным в робототехнике, когда Тобор едва не провалил заключительные испытания!
Много пришлось повозиться ученым Зеленого городка, чтобы устранить у Тобора неожиданно проявившееся явление, аналогичное человеческой усталости, добиться, чтобы его клетки, выращенные в камерах синтеза, работали бесперебойно, на манер хорошо отлаженного механизма
В задумчивости кок спустился к озеру, остановился у воды. Галька на берегу была круглой, обкатанной осенними штормами.
Стайки серебристой плотвы резвились у его ног. Либин посмотрел в прозрачную глубину и заметил то, чего раньше не видел, — какое-то вздутие, похожее на пологий песчаный бугор.
Больше всего, однако, кока поразило то, что плотва, резвящаяся в воде, избегала подплывать к этому вздутию на дне, словно оно таило для рыбок неведомую опасность.
Либин вытащил из кармана пестрый шарик биосвязи. Оставалось, сжать его в кулаке, назвать шифр и сообщить о странном бугре в отсеке аварийного контроля. Но Либин медлил.
И так он пользуется на корабле репутацией человека чрезмерно осторожного и мнительного. А если этот песок просто намыт волнами? А может, ничего необычного нет в поведении рыбешек?
Вот варварски загубленное дерево — дело другое! Тут, как говорится, факт налицо, и от этого не отвертеться. Пусть виновник отвечает!
Торопливо кок прошел к выходу из отсека. Люк за ним закрылся с глухим вздохом.
Прежде всего он решил заглянуть к астрономам. Выпить с Игуальдо и Ранчесом чашечку кофе, а заодно обсудить случившееся в оранжерее, прежде чем сделать это предметом всеобщего разговора.
Когда коку до обсерватории оставался пяток шагов, из-за угла коридорного отсека вынырнул Тобор. Он перемещался легко, как на учебном полигоне Зеленого городка.
— Тобор! — крикнул Либин, и эхо гулко прокатилось по коридорному отсеку.
Черная молния отделилась от пола и метнулась к коку, мягко опустившись на пружинящие щупальца.
— Доброе утро, Феликс, — сказал Тобор. — Почему ты не на Синем озере?
— Беда случилась, Тоб, — сказал Либин.
Робот неуловимо-быстрым движением приподнялся на передних щупальцах, сразу же став выше собеседника на добрых полтора метра.
— Беда?
— Скажи, ты был в оранжерейном отсеке?
— Я бываю там регулярно. Как и в прочих отсеках «Каравеллы», — сказал Тобор.
— Когда ты был там в последний раз?
— Вчера.
— И не заметил чего-либо необычного?
— Заметил.
Либин оживился.
— Что это было?
— Поваленное дерево. Я наткнулся на него случайно. Поднимался вдоль русла ручья. — Тобор говорил короткими, рублеными фразами.
— Что ты сделал с деревом?
— Убрал. Ствол перегородил ручей. Вода разлилась, и образовалась запруда. Я ликвидировал непорядок: разделил ствол на куски, сбросил их в аннигилятор.
— И ты сообщил об этом?
— Сообщил.
— Неправда, — сказал кок. — Никуда ты ствол не убрал. Дуб валяется у озера.
— Я говорю про березу, что росла над ручьем, в восточном сектора отсека.
— Странно, очень странно… — пробормотал Либин, опустив голову. — А ты не обнаружил в поваленной березе ничего необычного?
— Необычное было…
— Излом?! — воскликнул кок.
— Излом, — подтвердил Тобор.
— Ровный?
— Как Евклидова плоскость.
— Ты и об этом доложил?
— Нет… не счел это существенным.
— Дуб и береза срезаны одинаково, — сказал Либин. — Нужно подробно рассказать обо всем астробиологам. У меня тоже есть для них кое-что. Пусть возьмут манипуляторы и прочешут весь оранжерейный отсек.
По приказу капитана прочесыванием территории оранжерейного отсека занялись все члены экипажа, свободные от дежурства.
К взволнованному рассказу Либина капитан отнесся весьма серьезно. Особый интерес вызвал рассказ о выпуклости на дне Синего озера, выпуклости, которой прежде не было и которой избегают чуткие рыбки.
Прочесывание оранжерейного отсека, однако, мало что дало. Оба пня были на месте, и возле одного из них лежал дуб, протягивая узловатые ветви к прозрачной воде озера.