— И к Сивкову. Теперь и я убежден в том, что он не может быть убийцей.
— Очень хорошо! Браво! Я удивляюсь вам! — Имеете человека, который был на месте преступления, а бросаетесь искать других. Разве вы не поняли, что зря теряете свое время?
Наступила тягостная тишина.
— Товарищ полковник, — несмело произнес Хубавеньский, — можно ли мне сказать?
— Скажи, скажи, если тебе есть что сказать.
— Пепи звала Попова телеграммой в Ихтиман. Она была там в больнице. Не следует ли нам это проверить?
— А он там не был. И что из этого? Когда это произошло?
— В мае.
— Я спрашиваю, в каком году?
— В шестьдесят шестом.
— Девять лет тому назад! Ничего общего с убийством это иметь не может.
— Но если она вызывала его срочной телеграммой, значит, было что-то важное…
— Наверное, это было важно, но только для нее, а не для нас. Сам Попов не знает об этом, раз она ничего не говорила ему. А что сейчас мы узнаем? Да и зачем нам это нужно?
— Но мы ведь все должны проверять…
— Ты меня не учи тому, что мы должны и не должны делать! Антонов, ты что думаешь?
Антонов молчал. Было что-то странное в этом желании Пепи видеть Попова в Ихтимане. Они ведь прервали все связи и отношения. Пепи жила в Софии… Прошли годы, пока заново они не встретились и не возобновили контакт, уже на почве спекуляции. Что это за странный остров посередине? Почему Пепи звала своего бывшего любовника, которого так ненавидела? Видимо, для чего-то очень важного, определявшего судьбу… Или же просто так — женский каприз? И почему именно в больницу? Что с ней там произошло? В Ихтимане, а не в Софии? Что-то, о чем сам Попов не знает и не догадывается. Если бы он знал, сказал бы. А если здесь было бы что-то, что разоблачало его, что-то крайне невыгодное для него — в общем, он наверняка умолчал бы об этом факте, и никто сейчас об этом ничего не узнал бы. Нет, здесь что-то есть, что-то странное, загадочное, а поэтому может оказаться и интересным.
— Я думаю, стоит сделать проверку в Ихтимане. Вопрос одного дня. Туда можно направить Хубавеньского. В больницу. Если она действительно была там, он легко найдет ее регистрационную карточку…
— Тонущий хватается за соломинку! Хорошо, идите, если у вас нет других дел, — отрубил Бинев. — Потом не жалуйтесь, что я мешал вам действовать. И не думайте, что я не хочу подписать вам командировку.
* * *Хубавеньский вернулся в тот же день вечером. Показания Попова полностью подтвердились. 5 мая 1966 года Пепи действительно поступила в районную больницу Ихтимана с диагнозом острого аппендицита. Ее оперировал доктор Кубрат Каролев. Выписана она была 12 мая.
Да, это объясняло многое. Может, она ехала в Бургас поездом или какой-нибудь машиной, по пути у нее начался острый приступ аппендицита, и она остановилась в Ихтимане. Затем ее доставили в больницу, и, испугавшись за свою жизнь, она послала срочную телеграмму Попову в Плевен. Хотела, видимо, в этот момент видеть рядом любимого человека. Любимого вопреки всему… только чтобы он был рядом с ней. Но он не явился.
Наступившую тишину кабинета внезапно нарушил Консулов:
— Боюсь, что твой полковник окажется прав — придется нам давать задний ход и бросаться в объятия классического трио «Сивков — Бедросян — Попов».
— Какова идиллия, а? У нас есть человек, застигнутый на месте преступления, человек с мотивами для убийства и человек, способный совершить его. Только все они ничего общего не имеют друг к другу! Видите, в какое болото мы влезли?
— Хорошо, что же теперь делать — ждать, скрестив руки на груди, пока всех осенит гениальная идея?
— Пока мы не ответим на два основных вопроса: каким образом и зачем был дан яд Пепи. Иначе мы не сдвинемся с мертвой точки.
— Тогда отвечай!
— В том-то и дело, не могу…
Оставшись один, Антонов постарался дать себе отчет в том, в каком безвыходном положении все они находятся. Они продолжали действовать, даже распределили объекты, как говорится, «трое на троих» — Консулов продолжал разрабатывать версию с Сивковым, Хубавеньский занимался Бедросяном, а для него самого оставался Попов. И в первый раз за все время у Антонова мелькнула мысль: не будет ли более правильно, более честно, доложить, что они не могут найти настоящего преступника и потому стоит прекратить следствие? Подобный позор он переживал только два раза в своей жизни. Неужели наступила очередь и для третьего? Нет, еще нет! Хотя бы потому, что он морально не был готов капитулировать, признать себя побежденным…
Антонов вернулся домой рано. Да и зачем было задерживаться на работе, когда они ждали гостей? Нужно было помочь жене, купить вина и других напитков. Супруга любила принимать гостей и всегда так готовила, что и гости обожали бывать в их доме. У них было, так сказать, три компании — его, ее и общая, хотя все они давно уже стали общими. Тем не менее на этот раз на очереди была ее компания. Особенно забавно выглядел муж одной из ее подруг, подаривший как-то Антонову на именины повешенного человечка, сейчас украшавшего их люстру. Сам себя он всегда рекомендовал как знатока шести тысяч анекдотов. И действительно, он их знал.
…Гости уехали с последним трамваем, и Антонов, пока жена убирала посуду, отправился принять душ, чтобы освежиться. Раздевшись, он с неодобрением посмотрел в зеркало на свой изрядно пополневший живот, особенно после такого ужина. Шрам на правой стороне живота показался ему еще более глубоким и заметным. Он остался у него после операции аппендицита, единственной операции, которую ему сделали давно, когда он был еще студентом первого курса юридического факультета. Выходит, и у Пепи на теле был такой же шрам, как и у него. Только был ли он таким длинным, глубоким и багровым? Наверное, он ее портил, а такая женщина, как Пепи, вероятно, очень хотела, чтобы ее живот выглядел как следует.
* * *С утра нужно было принимать участие в месячных стрельбах. Антонов любил стрельбу из пистолета и увлекался соревнованиями с товарищами. Не бог весть какой он стрелок, но нормы выполнял полностью. Антонов утешал себя тем, что если ему придется стрелять в кого-то, то это произойдет с расстояния в несколько метров, и он наверняка попадет в цель. Лучше бы этого ему никогда не пришлось делать!
Бинев позвал его для очередного доклада, но Антонову пришлось несколько минут прождать у секретарши в приемной. Как обычно, они поболтали.
— Как себя чувствуешь, Марче, чем можешь похвастаться?
— Скоро совсем заплачу — вчера вечером у меня разболелся живот. Уж не аппендицит ли?
— Не внушай себе этого, а то и в самом деле разболится. В литературе описан даже случай мнимой беременности из-за сильного самовнушения… Ты просто вечером переела мороженого.
Вернувшись после доклада в свой кабинет, Антонов извлек дело и заново внимательно посмотрел протоколы вскрытия тела Пепи. Нигде ни словом не упоминалось, что она была прооперирована от аппендицита. Может, не следовало называть в протоколе старых оперативных швов или ран, которые явно не имели ничего общего с настоящим, с причиной смерти?
Антонов позвонил доктору Пырванову.
— Док, подполковник Антонов тебя беспокоит. Скажи, пожалуйста, когда составляется протокол осмотра трупа, туда вписываются все шрамы на теле или нет? Например, от старой операции аппендицита…
— Непременно. А что?
— Ты убежден в этом?
— В чем я должен убеждаться? Я, батенька мой, без году пенсионер, а если я до сих пор не научился правильно делать протоколы осмотра, у меня для этого больше не останется времени.
— Ты помнишь этот труп из «Молодости»?.
— Как не помнить! Русоволосая красавица… И мертвую мне было жаль ее резать.
— Я сейчас заново просмотрел твой протокол. Два раза. Но нигде ни словом там не отмечено, что у нее прошла операция аппендицита.
— Значит, ее не было.
— А может, пропустил?
— Аусгешлоссен [5].
— Как же так, ведь она была прооперирована в Ихтиманской районной больнице в шестьдесят шестом году? Мы видели ее историю болезни.