— Разве этот лист, датированный восемнадцатым октября, вырван не из вашего дневника?
Свидетельница молчала.
— Вы же одинаково владеете обеими руками. Поэтому вы и могли вести дневник в эти дни, делая записи левой рукой. И если мы сравним вырванный из дневника лист, записку, оставленную миссис Картрайт, и фотокопию телеграммы, отправленной из Мидвика, то окажется, что все документы написаны одной и той же рукой.
Свидетельница отчаянно вскрикнула и упала без чувств.
Поднялся невообразимый шум. Судья Маркхэм стучал молотком по столу. Судебные приставы бросились к Телме Бентон. Мейсон отошел к столику и сел, спокойно наблюдая за происходящим.
С большим трудом судья Маркхэм восстановил порядок.
— Ваша честь, — воскликнул Драмм, — во имя человечности я требую прервать разбирательство судебного дела. Вы видите сами, что ее физические и духовные силы на исходе.
Судья Маркхэм перевел взгляд на Мейсона.
— Обвинение хочет прервать заседание только по этой причине? — спросил тот.
— Разумеется, — ответил Драмм.
— Учитывая, что суд откладывается лишь до завтрашнего дня, могу я узнать, собирается ли обвинение представить каких-нибудь свидетелей или это его последний свидетель?
— Это мой последний свидетель.
— Я полагаю, адвокат, — вмешался судья Маркхэм, — что просьба прокурора вполне уместна.
Перри Мейсон вежливо улыбнулся.
— Ваша честь, я считаю, что прерывать суд нет необходимости. Принимая во внимание состояние свидетельницы и мое желание завершить процесс, я с удовлетворением сообщаю о том, что закончил допрос.
— Вы закончили? — изумленно переспросил Драмм.
— Да, — кивнул Мейсон.
— В таком случае, ваша честь, — Драмм повернулся к судье, — я все равно прошу отложить разбирательство до завтра.
— По какой причине? — спросил судья Маркхэм.
— Для того чтобы уточнить свою позицию в свете вновь открывшихся фактов.
— Но, отвечая на вопрос адвоката, вы сказали, что Телма Бентон — ваш последний свидетель.
— Очень хорошо, — вздохнул Драмм. — Обвинение закончило представление доказательств.
Перри Мейсон встал и поклонился судье и присяжным.
— Защита также закончила представление доказательств.
— Что? — вскричал Драмм. — Да вы же еще не начинали!
— Защита закончила представление доказательств, — повторил Мейсон.
— Джентльмены, — вмешался судья Маркхэм, — готовы ли вы обосновать свою позицию?
— Да, ваша честь, — коротко ответил Мейсон.
— А вы? — судья перевел взгляд на Драмма.
— Ваша честь, сейчас я не могу сформулировать позицию обвинения. Мне нужно время для подготовки. Еще раз прошу отложить…
— Еще раз, — прервал его судья, — ваша просьба отклоняется. Суд должен принять во внимание права обвиняемой. Прошу вас, мистер Драмм.
Прокурор встал.
— Ваша честь, я хочу просить суд о прекращении дела.
— Очень хорошо, — кивнул судья. — Если только…
— Ваша честь, — воскликнул Мейсон, — я протестую! Я уже высказывался по этому поводу. Прекращение дела оставит пятно на честном имени моего клиента.
— Как я понимаю, адвокат, вы возражаете против прекращения дела прокуратурой?
— Да.
— Хорошо. Пусть решение вынесет жюри присяжных. Ваше слово, мистер Драмм.
Прокурор подошел к скамье присяжных.
— Джентльмены, произошло совершенно неожиданное событие. Чтобы осмыслить случившееся, требуется время, и мне остается лишь сожалеть о том, что суд не счел нужным отложить разбирательство дела. Однако неопровержимые улики указывают на то, что в момент убийства обвиняемая находилась в доме Форбса. Оскорбление, нанесенное обвиняемой убитым, могло толкнуть ее на преступление. Орудие убийства куплено ею. Учитывая вышесказанное, обвиняемой нет оправданий. В то же время я не считаю себя вправе требовать смертного приговора. Неожиданный поворот событий совершенно меня запутал. Джентльмены, мне нечего больше сказать. — И он вернулся к столику.
Перри Мейсон выступил вперед.
— Джентльмены, я хочу остановиться на двух моментах. Во-первых, доказать, что моя подзащитная не могла совершить то ужасное преступление, в котором ее обвиняют. Во-вторых, установить, кто же мог застрелить Форбса и его верную овчарку. Человек, совершивший убийство, проник в дом с помощью отмычки или ключа, имевшегося в его распоряжении. Форбс вышел из спальни, чтобы узнать, кто к нему пожаловал, затем бросился в ванную и спустил овчарку с цепи. Направляясь в библиотеку, он полотенцем стирал с лица мыльную пену, — когда Форбс спускал овчарку, полотенце упало на пол около ванны, где его и нашли. Овчарка, оскалив зубы, бросилась на незваного гостя, чтобы спасти жизнь хозяину. Убийца стрелял в нее в упор. Потом настал черед Форбса… Джентльмены, прокурор убеждал вас в том, что стреляла обвиняемая. С ним можно было бы согласиться, если б не одно важное обстоятельство. Если бы обвиняемая тайком проникла в дом, ей бы не пришлось стрелять в овчарку. Да и та не бросилась бы на человека, к которому была очень привязана. То есть убийцей мог быть кто угодно, но только не Бесси Форбс. Итак, давайте выясним, кто же это мог быть? Для этого нам придется вернуться к событиям, предшествующим убийству. Как следует из материалов следствия, Артур Картрайт пожаловался на то, что собака его соседа, Клинтона Фоули, выла в ночь на шестнадцатое- октября.