Море, за неимением луны никогда не знавшее ни приливов, ни отливов, сонно всхрапнуло где-то под ногами. И в темноте за парком возник упругий, стрекочущий звук прогреваемого мотора. Несомненно, в Пресептории существовало правило, категорически запрещающее одиночные выезды в ночное время; тем не менее до Варвары донеслось, как лихо взял с места скоростной вездеход, как он взревел на повороте и пошел на подъем. Строчечная стежка непрерывных выхлопов удалялась, словно ее стремительно уносила в клюве ночная птица. Пусть где-то здесь, под Майским дубом, строились грандиозные планы тотального перелопачивания тверди и хляби целой планеты — все это могло увлечь, восхитить, ошеломить… И только.
Далекий перфорированный звук вознесся на перевал и заглох в многократных отражениях ониксового каньона. И свирепые свары там, на Майском лугу, понемногу стихали, истекая последними эмоциями. «Проклятущая весна, — севшим голосом проговорил Сусанин, сдирая через голову заскорузлый фартук. — И ведь все беды начались имение с приезда этой… этой…» — «Я тебя утешу, — заверил его командир Голубого отряда. — Чем началось, тем и кончится: вы с ЭТОЙ расстанетесь, и беды прекратятся. То есть ты поедешь в глубь материка, на безопасную площадку, а она останется с нами, на побережье. Если, конечно, передумает и согласится». — «Ишь обрадовались, — скривился Сусанин, — нашли себе даром ведьму морскую со сверхчувственным восприятием. Вы еще с ней хлебнете…» — «Нет, дело не в том. Сверхчувственное восприятие — это ведь у каждой кошки. Впрочем, и у каждой мышки. Да и у нас тут в отряде хватает собственных… индивидуумов. Дело в том, что у этой юной особы своя собственная концепция. И вообще, если бы не она., нас сюда вызвали бы лет через пять—шесть. Не так ли»
И пока Жан-Филипп склонял голову в величественном, но вынужденном кивке, экран медленно угас и все торопливо побрели по своим коттеджам — похоже, что приходилось складываться, и попроворнее; и только одна варвара, сидевшая на берегу под глыбой уже остывшего камня, никуда не двинулась. Ноги не шли домой, потому что завтра надо было уходить от моря, без которого она жить не могла. К тому же еще прибавлялись эти энергичные юмористы из Стратегической разведки, выставившие ее на посмешище перед всей Пресепторией, — ведь нельзя же подумать, что они всерьез приглашали ее к себе в отряд.
Впору было зареветь, но Варвара сдержалась.
Так она и сидела у могильного камня совсем чужого ей человека, который запирался от нее на семь замков заклятых, на семь запоров заговоренных и все же оказался ближе, чем все остальные. Потому что он умел главное, чего Варвара пока еще не знала, — любить по-настоящему. А у нее все было еще впереди и совсем-совсем близко; от самой сумасшедшей, самой переполненной, самой невероятной поры жизни ее отделяла всего одна ночь. А пока она сидела, поджав озябшие ноги, и как это бывает только в девятнадцать лет, ей казалось, что для нее все на свете решительно кончено…
Григорий КОШЕЧКИН
НОЧНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
Занимался рассвет. Сквозь листву деревьев, окружавших здание управления внутренних дел, кое-где начинали проглядывать пятна сереющего неба. Неожиданно на подоконнике за шторой включился динамик:
— Следователь Максимов, инспектор уголовного розыска Сошников, эксперт-криминалист Платов, проводник служебной собаки Губин, срочно на выезд.
Послышалось хлопанье дверей. Следователь резко поднялся, глянул на часы — четыре сорок шесть, сдернул с вешалки плащ, подхватил следственный портфель и, надев фуражку, заспешил в зал ответственного дежурного. В затемненном коридоре его догнал Володя Сошников. Дальше они вместе почти бежали. Вслед за ними в оперативном зале появился с увесистым служебным чемоданом Платов, возле дверей он близоруко сощурился под стеклами очков и вопросительно уставился на дежурного. Майор Воронов на секунду оторвался от микрофона селектора, жестом показал в сторону стоявших вдоль стены стульев и опять продолжал передачу.
«…Сегодня, двадцать четвертого августа тысяча девятьсот восемьдесят второго года, в четыре часа сорок минут трое неизвестных преступников совершили разбойное нападение на кассу монтажного управления № 6 треста Облстроймеханизация, расположенную в доме шестьдесят семь по улице Заозерной, территория второго отделения милиции. Сторож ранен.
Один из нападавших: мужчина среднего роста, плотного телосложения, одет в кожаную куртку.
Прошу принять меры к розыску и задержанию преступников. При задержании соблюдать осторожность, нападавшие имеют огнестрельное оружие».
Закончив передачу, ответственный дежурный поставил микрофон на пульт с тревожно мигавшими красными глазками сигнальных лампочек. Его рука быстро забегала по блокноту.
— Владимир Сергеевич, от кого поступило первое сообщение? — поинтересовался Максимов.
— От сторожа с соседнего склада. Он, видимо, единственный свидетель. Там зона отдыха и в лесу остатки деревни, домов шесть. Ждут сноса…
— М-да, не густо, — отозвался Сошников.
Воронов не оставил его реплику без внимания. Вырвав листок из блокнота, он протянул его оперативнику.
— Держи, тезка, адрес этой конторы. Хоть разбейся, а дай что-нибудь погуще. Начальник уголовного розыска района уже на месте. Ждет вас… Михаил Иванович, — Воронов взялся за радиотрубку заверещавшей «пальмы», — прошу быть на связи. Мой позывной «Сосна».
Максимов взял под козырек. Вся группа торопливо пошла к выходу.
Дробно громыхнули дверцы. Неуклюжий «уазик», накренившись на повороте, выехал со двора управления и, набирая скорость, помчался по улицам замершего в предрассветной дымке города, окатываемый каскадами красно-голубых искр вращавшихся маячков. Началась городская окраина. Автомобиль проскочил вдоль длинной заводской ограды, выехал к дамбе, перегородившей водохранилище. Хорошая дорога сменилась разбитым асфальтом. Пришлось снижать скорость. Вскоре в серой пелене возникли деревянные покосившиеся домишки. Поворачивая прожектор-искатель, Сошников осветил табличку на углу ближайшего дома. «Ул. Заозерная». Где-то здесь. Внезапно впереди показались люди. Они размахивали руками, показывая в сторону трехэтажного корпуса за решетчатым бетонным забором. Дом 67. Водитель вырулил на площадку перед ним и затормозил возле подъезда. Среди встречавших Максимов узнал капитана Сазонова, начальника отдела районного уголовного розыска. Всегда невозмутимый, сейчас он был заметно взволнован.
— Здравствуй, Михаил Иванович, — капитан невесело улыбнулся, — давненько такого не было. — Следя хмурым взглядом за выпрыгивающими из машины Сошниковым и Платовым, он продолжил: — Вкратце что произошло… Зарплату всегда привозили в трест. А тут из-за ремонта решили выдать на местах. Деньги получили все рабочие, кроме одной механизированной колонны, оставшейся для выполнения срочных работ на комбинате. Это человек около двухсот. Завтра у них, вернее уже сегодня, пуск первой очереди. Видят, рабочих нет — решили выдать утром после ночной смены. Я вызвал кассиршу, благо живет в трех остановках, спросил, почему остатки денег не отвезли в центральную кассу? Ведь у нее помещение даже не оборудовано охранной сигнализацией. Думала, говорит, один раз не страшно. Понадеялась на Тихова, сторожа. А старик, видно, сидел-сидел да и пошел к соседу, караулит тарный склад за забором…
— Когда они заметили преступников? — перебил Сазонова Сошников.
Капитан насупился.
— Пойдем у него спросим.
В дежурке, кроме женщины неопределенных лет, кассирши, находился высокий старик в новой телогрейке и яловых сапогах.