Харст знал: спорить с Коннеллом в таком состоянии бесполезно. Надо дать ему иссякнуть, и тогда он осядет, размякнет, как автомобильное колесо, налетевшее на гвоздь. Попыхивая сигарой, Харст молчал в раздумье.
Коннелл чуть не грохнулся на пол, свалив кресло.
— Ты мне еще не заплатил за китайскую вазу, — бесстрастно напомнил Харст, не поворачивая головы
С некоторых пор он стал недолюбливать компаньона за его чрезмерные притязания и прямо сказал однажды, что с таким аппетитом можно легко подавиться, урвав кусок не по зубам. Однако в глубине души Харст считал, что именно таким азартным, не трясущимся перед риском должен быть человек, возглавляющий налаженный бизнес. Иначе его обойдут конкуренты Обойдут и затопчут
О том, что он и Коннелл ведут дела фирмы «Прат-Утмей» на паях, знали очень и очень немногие. В делах своих Харст всю жизнь следовал советам отца. Адмирал довольно рано ушел в отставку и на досуге занялся коммерцией, проявив на данном поприще незаурядные способности. «Если у тебя в кармане фунт — держись на пять, — вбивал он в голову Фрэда. — А о том, как и где ты заработал их, знать кому-либо необязательно. Даже твоей жене. Потому что она сегодня твоя, а завтра может стать женой твоего врага или еще хуже — конкурента. Нашел — молчи и потерял — молчи»
Между тем Коннелл совершенно выдохся и, словно надломившись, плюхнулся в кресло.
— Я могу на тебя рассчитывать, Фрэд? — спросил он, вытягивая ноги и переводя дыхание.
— А чем я тебе могу помочь? — снова развел руками Харст, повесив возле себя ленточку сигарного дыма.
— Мне нужен склад для сырья, Фрэд!
Харст хотел было послать компаньона ко всем чертям, но тут зазвонил телефон. По этому номеру могли звонить либо родные, либо же близкие друзья. Для служебных нужд существовал другой телефон.
— Привет, Фрэд! Узнаешь? — весело зарокотало в трубке. — Это я, Джонни.
Джонни… Американец, с которым они вместе воевали сорок лет назад.
— Тебя, да не узнать! Твой голос нельзя спутать ни с одним другим в мире, — то ли радостно, то ли ворчливо пробормотал Харст. Он этого и сам не знал. Ясно было лишь одно — этот чертов Джонни свалился как снег на голову. Неожиданно и не ко времени.
— Ты не стал еще генералом, старина? — осведомился Джонни таким тоном, словно только для того и позвонил, чтобы поинтересоваться, как он, Харст, продвигается по служебной лестнице.
— Нет, и теперь, пожалуй, уже не стану, — без особого сожаления ответил Харст. — Осенью думаю подать в отставку.
Это была сущая правда. Но мечта об отставке могла стать явью в случае удачного завершения операции.
— Каким тебя ветром занесло на землю предков? — спросил Харст.
В трубке раздался нарочитый вздох.
— На этот раз — ядерным, — услышал Харст и, бросив беглый взгляд на нервничавшего в кресле Коннелла, сказал:
— Понятно. Сколько же мы с тобой не виделись?
— Десять лет, старина Деловые люди за такое время успевают дважды разориться и пять раз разбогатеть. Завтра ты свободен?
Харст затянулся сигарой и лишь после этого ответил:
— Пожалуй, да.
— Я знаю одно местечко, где мы можем прекрасно пообедать.
Харст, сдвинув брови, что-то прикинул про себя, снова покосился на компаньона. Потом сказал:
— Нет, Джонни. Давай-ка лучше подъезжай ко мне…
Фрэд любил принимать у себя гостей. Но только тех, которых приглашал сам.
Под вечер на небе появились тучи. Значит, прощай хорошая погода!.. Снова дождь, навевающий сон, снова удушливый туман…
Пат плотно закрыла окно и все равно поеживалась от вечерней сырости.
Ни Роберт, ни Пат не подавали виду, что перед отъездом в Рим между ними произошла размолвка. И тем не менее она звучала в подтексте каждой фразы, ощущалась в каждом жесте. «Как ни склеивай разбитую вазу, а трещины все равно останутся», — подумалось Роберту. Он осторожно вытащил руку из-под головы любимой. Пат повернулась к нему и нежно погладила по щеке. Ее плечи покрывал ровный желтовато-коричневый загар.
— Как мне хотелось, чтобы ты был рядом со мной там, на Черном море! — задумчиво произнесла она и, потянувшись, спросила: — Я тебе, наверное, уже надоела со своими рассказами?
— Нет-нет, наоборот, — поспешил успокоить ее Роберт и облокотился на подушку: — Слушай… а тебе не показалось странным, что Форин-офис не чинил никаких препятствий с оформлением визы?
— Но я же вполне лояльная англичанка, — повела Пат обнаженным плечиком.
— Лояльные спят дома, а ты обосновалась «на своей базе».
— Завидуешь или, быть может, ревнуешь?
— Ни то и ни другое, — поморщился Роберт, подавив невесть от чего возникшее раздражение. — Просто не понимаю, чего вы добьетесь?
— А ты можешь предложить конкретные цели действия?
— Да. К примеру, захватить базу и предъявить американцам ультиматум: забирайте ваши игрушки немедленно! Или шарахнем одной из них по Пентагону!
— Долго ты над этим думал? — рассмеялась Пат и зажала ему рот ладошкой. — Фу, как пошло в постели говорить о политике…
Она обхватила Роберта руками за шею и привлекла к себе. Ее смуглое тело напряглось.
— А помнишь, как мы первый раз с тобой поцеловались? — прошептала Пат, коснувшись ресницами его губ.
Помнит ли он?.. Один из тех вопросов, которые никогда не требуют ответных слов. Роберт закрыл ее рот поцелуем. Помнит ли он?..
Колледж, в котором он учился, был исключительно мужским. Однако в здании через дорогу помещалась школа для девочек. В ней-то училась Пат. В тоненькую смуглую Пат он влюбился сразу, лишь только ее увидел. Это была любовь на расстоянии. Та, которую называют платонической. Роберт посматривал на Пат украдкой, потому что ему казалось немыслимым надеяться на взаимность. С его-то носом понравиться такой красавице?.. Сколько раз Роберт вроде бы случайно проходил мимо ее дома, чтобы увидеть Пат хотя бы в окне, чтобы дотронуться до ручки двери, которую открывала избранница его сердца.
Потом он стал посылать ей письма — восторженный сентиментально-романтический лепет, перемежающийся строфами из Китса и Шелли. Подписывать их своим именем Роберту не хватало смелости. «Любящий вас всем сердцем Р.» — вот как подписывался Роберт.
Так прошуршала опавшими листьями осень, проскрипела мокрыми снегами зима. Наступили пасхальные каникулы. И вот как-то в пахнущий молодой травой апрельский вечер Роберт и Пат совершенно неожиданно друг для друга встретились в парке. Роберт, поманивая ракеткой, вприпрыжку сбежал по лестнице, ведущей к теннисным кортам, и чуть ли не лицом к лицу столкнулся с Пат.
Ракетка выпала у Роберта из рук. Он заморгал, не веря своим глазам, чувствуя только, как кровь отливает от щек и стучит молоточками в виски.
А Пат?.. А Пат обхватила ладонями его лицо.
— Добрый день, любящий меня всем сердцем Р., — проговорила она, глядя Роберту в глаза, и крепко поцеловала его прямо в губы. Она уже тогда была решительной девчонкой, его синеглазая Пат…
— Какой же ты был смешной! — возвратил Роберта мечтательный голос Пат. — Стоишь передо мной бледный, губы трясутся…
Часы, лежавшие на столике в изголовье тахты, казалось, не тикали, а громыхали громче Биг-Бена. Роберт протянул руку и спрятал их под подушку.
Роберт, обняв Пат за шею, шепнул:
— Ты думаешь, легко мне смотреть в глаза твоему отцу, миссис Фредерикс?
Пат молчала.
— Нет, все-таки нам надо объясниться, — настаивал Роберт. — Понимаешь, надо! — Раздражение, подспудно владевшее им, неуемно рвалось наружу.
Пат рывком сбросила одеяло на пол и села на край тахты.
— Пойми… — Слова давались ей с трудом. — Я., не представляю замужества без детей. А дети… Да простит мне бог; дети — это страшно… Не могу избавиться от мысли, что мой ребенок погибнет на моих глазах… И сколько людей рассуждают подобно мне! Мы утратили врожденный человеческий оптимизм — жить и давать жизнь другим, продолжающим нас. Вероятно, это болезнь. Ты думаешь, я ненормальная? Но я следую логике. Логике, коей на самом-то деле подчинено все…