— Молчите, — обрывает его Дрейк, не повышая голоса. — Будете говорить, когда вас спросят.
— По воздуху, это другое дело, — соглашаюсь я. — Я хочу сказать, другой роман… не менее фантастический. Я уже говорил, что существуют зоны, в которые так или иначе хорошо было бы проникнуть. Только никто вас туда не пустит. И население не менее бдительно, чем пограничники. Конечно, если это «по воздуху», о чем говорит мистер Майк, означает перелет через всю территорию, тогда другое дело. Тогда следует рассмотреть, как обстоят дела с военно-воздушными силами страны.
— По-вашему, значит, нет позитивного решения? — спрашивает Дрейк.
— Этого я не сказал, мистер Дрейк. Я только утверждаю, что проект, который мы сейчас обсуждаем, — фантастический.
— Не уклоняйтесь от прямого ответа, Питер! — требует шеф.
— Я не уклоняюсь. Просто в данный момент я не готов его дать.
— Хорошо, — отвечает Дрейк. — У вас есть что добавить?
— Ничего, разве что на второй границе нас ждут те же трудности. И все эти праздники на границе мне совсем не кажутся веселыми с точки зрения контрабанды.
— Если у вас есть что возразить, Майк, прошу! — говорит хозяин.
— Что возражать? — произносит Милев, овладев собой. — Это все слова.
— Которые можно доказать, — возражаю я. — И каждый человек, знакомый с порядками на границе Болгарии, мог бы их подтвердить.
— Это слова, — повторяет Милев. — Я уже сказал, что я беру на себя. А если я беру на себя…
— Есть еще мнения? — спрашивает шеф. — Райт?
Красавчик запускает свои длинные пальцы в еще более длинные волосы и замечает:
— Как мне кажется, пока нам приходится выбирать между голословными уверениями с обеих сторон.
— Ларкин?
Ларкин молчит, будто не слышит. Проходит некоторое время, прежде чем он открывает рот:
— Когда мистер Питер будет готов ответить на вопрос, я выскажусь.
— Значит, вы считаете, что проектом Майка нам вообще нет смысла заниматься?
Ларкин снова долго молчит и, только когда ему надоедает созерцать обои на противоположной стене, возвещает:
— Товар, о котором мы говорим, стоит крупных денег, Дрейк.
Наблюдаю его украдкой, спрашивая себя, правильно ли я угадал. Но есть все основания угадать. Во всяком случае, я буду поистине удивлен, если окажется, что я ошибся. Это непроницаемое лицо и эта недоверчивость, не показная и нарочитая, а глубоко запрятанная, выдает полицейского. И взгляд, который избегает смотреть в глаза, но внимательно вас изучает, когда вы этого не замечаете, и привычка говорить лаконично, и эта скрытая напряженность, с которой он следит за чужими словами, выдают полицейского.
— Ну хорошо, — вздыхает Дрейк, вставая и мученически глядя на бар с бутылками. — Пока все!
Все встают. Направляюсь к двери и ожидаю естественную в данном случае фразу: «Питер, прошу вас остаться». И фраза действительно звучит, но несколько иначе:
— Ларкин, прошу вас остаться.
Час дня, и ресторан почти пуст. Занимаю столик у окна, чтобы видеть кафе на противоположной стороне улицы, за входом в которое я часто наблюдаю. Только я заказал Джованни привычную телячью котлету, как слышу за спиной знакомый голос:
— Можно мне присоединиться к вам?
Фраза, произнесенная на родном языке в этом чужом краю, должна бы вызвать умиление, но я почему-то этого не чувствую.
— Конечно. Пожалуйста, садитесь.
Майк садится напротив, берет меню и изучает его с таким сосредоточенным видом, словно это не меню, а Хартия прав человека. Разумеется, он наизусть знает его, и заранее ясно, что закажет бифштекс с макаронами по-болонски или по-милански, но ритуал остается ритуалом.
— Джованни, пожалуйста, бифштекс по-милански! И кьянти.
Обед проходит в полном молчании, и я уже решаю, что если у Милева и было намерение затеять разговор, то он отказался от него, но в этот момент мой милый соотечественник отодвигает тарелку и, оперевшись локтями о мраморный столик, восклицает:
— Глупо получилось, правда?
— Что вы имеете в виду?
— Да предыдущий разговор: столкновение двух болгар на глазах у этих англичан…
— Действительно.
— …Вместо того, чтобы сесть заранее, как люди, и все уточнить.
— Действительно, — вновь соглашаюсь я.
— Но откуда мне было знать, что Дрейку взбредет в голову собирать военный совет именно сегодня!.. Что же касается вас, я думал, они хотят использовать вас там, на месте… И согласитесь, эти пограничные зоны и сигнальные установки — совсем не мое дело…
— Да-да, конечно.
За кофе Милев продолжает рассуждать о том, что все могло быть иначе, если бы мы поговорили заранее. Но ничего нового в свои рассуждения не добавляет. Я же ограничиваюсь кивками, чтобы не слишком повторяться.
Платим по счету и идем к «Аризоне», но посреди улицы Майк останавливается и предлагает:
— Я думаю, лучше всего сейчас зайти ко мне и все обдумать в спокойной обстановке.
— Зачем торопиться? Честно говоря, сейчас я бы предпочел подремать.
Он смотрит на меня, чтобы убедиться, серьезно ли я говорю, после чего неожиданно меняет тон и даже переходит на «ты»:
— Подремать? У тебя котелок варит, дружок? Пока мы тут прохлаждаемся, Дрейк, может, уже решил нашу судьбу.
— Прям уж так и судьбу…
— Слушай, ты или валяешь дурака, или действительно того. Ты вообще понимаешь, что за человек Дрейк? Для него послать в тебя пулю так же легко, как сказать «здрасте».
Я оглядываюсь — в этот послеобеденный час улица почти пуста, бросаю беглый взгляд на полутемный подъезд, который не внушает мне никакого доверия.
— Хорошо, — уступаю я. — Раз вы считаете, что дело не терпит отлагательств…
Поднимаюсь за ним по неприглядной лестнице с полуистертыми каменными ступеньками. На втором этаже он открывает дверь квартиры и вводит меня в небольшой холл, который напоминает мне мою комнату в гостинице с той лишь разницей, что мебели здесь побольше и сама она поновее, а окно выходит на задний двор, заваленный проржавевшим металлоломом.
— Будете что-нибудь пить? — спрашивает хозяин, вновь переходя на «вы».
— Спасибо, не хочется.
— Мне тоже. Подобные разговоры лучше вести на трезвую голову.
И после того, как мы усаживаемся в кресла по обе стороны маленького столика, Милев спрашивает:
— Кажется, именно пьянка привела вас в этот квартал?
— Примерно так.
— Судьба… — уныло качает головой Майк. — Вас — пьянка, меня — бабы…
— При чем тут это? — спрашиваю, лишь бы что-то сказать.
— При том, что за них надо платить, — поясняет хозяин. — И чтобы иметь больше денег, пришлось приторговывать гашишем, и гашиш привел меня к Дрейку.
Он замолкает, решив, наверное, что не стоит давать мне слишком обильную информацию, а затем вместо обобщения заявляет:
— А теперь мы оба должны подумать, как убраться отсюда.
— А зачем? Здесь не так уж плохо.
— Ну конечно, — с издевкой говорит Майк. — Особенно если шеф вам и дальше будет платить за то, что вы ошиваетесь в порнографической лавчонке или в кафе. Однако он не будет платить, уверяю вас. Он заранее уже рассчитал до последнего пенса, что на вас потратит и сколько получит с вашей помощью прежде, чем пришить и отправить в морг.
— Вы начинаете мне действовать на нервы с этими вашими прогнозами, — произношу я. — Не кажется ли вам, что если кто-то и под угрозой, так это скорее всего вы?
— Вы и впрямь сумели разнести мой план в пух и прах, — отвечает Милев. — И сейчас, наверное, Дрейк убежден, что я пытался его облапошить, хотя у меня не было подобного желания. Я, однако, все еще нужен ему, хотя бы для того, чтобы услышать мое мнение о плане, который вы ему состряпаете. А когда вы его состряпаете, ничто не помешает мне разнести его в пух и прах, как вы сделали с моим.
— У меня нет плана, — спешу его успокоить.
— Если у вас нет плана, считайте себя покойничком. Если у вас нет плана, советую вам его придумать. Вы слишком много знаете, чтобы Дрейк позволил вам и дальше коптить небо, раз вы ему больше не нужны.