Выбрать главу

Стервятник был неважным летуном. Зато он мог подниматься над горами и долго планировать, экономя силы. «Сам себе я теперь дельтаплан», — невесело шутил в эти минуты Стас. Но вскоре он привык к новому телу и от всей души упивался полетом.

Но уже на следующий день возникла проблема пищи. Конечно, Стас не раз видел на земле падаль, но надо ли говорить, что аппетита она в нем не возбуждала. А есть хотелось нестерпимо. Коваль попробовал охотиться, но для этого неуклюжее тело стервятника не было приспособлено. Каждый раз добыче удавалось скрыться.

И тогда Стас сплоховал. Он заметил в редкой кроне разлапистого дерева среди лиловых цветов несколько невиданных еще им не очень крупных тварей, спланировал на них, схватил… и понял, что оказался в ловушке.

Животные ворочались в липкой слизи на толстых ветках дерева, словно мухи в липучке, наматывая на прозрачные свои крылья толстые нити клейкого сока. Коваль попытался взлететь, но почувствовал мертвую хватку дерева. Огромным усилием воли Стас сумел побороть в себе инстинкты и не сопротивляться.

Если поразмыслить, его положение было не так уж безнадежно. Его соседям, чьи веретенообразные тела и крылья были густо облеплены слизью, приходилось гораздо хуже Слизь окутывала и душила их. У Коваля же в липучку попали только ноги и одно из крыльев.

Решив пожертвовать крылом, он еще плотнее прижал его к коре дерева, с усилием вырвал из плена лапы и поставил их на шершавую кожу перепонок. Потом рванулся, прыгнул вниз головой и повис на крыле в десяти метрах от земли. Потом, сжав зубы от боли, резал клешней перепонку. Потом камнем упал вниз

Он пробовал ползти, волоча за собой обрывок крыла, но болели сломанные ребра, а к липким еще лапам приклеивались кучи всякого мусора. Поэтому он даже обрадовался, когда с высокого, похожего на сосну дерева к нему опустилось пушистое существо с ехидной лисьей мордочкой и осторожно стало приближаться, скаля мелкие острые зубы.

* * *

Снова болело под горлом: Стас чувствовал под кожей холодную опухоль матрицы. То собирая в комок, то с силой распрямляя, Стас бросал свое сильное тренированное тело с дерева на дерево. Тело не знало усталости. Еще ни разу в этой жестокой эстафете он не шел к цели с такой скоростью. Таяли за спиной километры. Коваль замедлял бег только затем, чтобы схватить за крыло какую-нибудь зазевавшуюся птицу, наскоро перекусить и с новыми силами продолжить гонку.

Это был веселый зверь. В его памяти жили образы многочисленных друзей и подруг, с которыми он проводил шумные ночные игрища, увлекательные спортивные охоты, купался в холодных лесных ручьях. Это был умелый зверь, и Ковалю он нравился.

На опушку леса зверь вылетел неожиданно. Ослепленный хлестнувшей по глазам дикой яркостью солнечного света, он прыгнул с разгона на отдельно стоящее сухое дерево… и безжизненно повис, пронзенный длинными шипами лап чудовищного богомола.

* * *

Матрица сидела глубоко под толстым хитиновым панцирем и при движении причиняла тупую сосущую боль. Стас ослабил хватку и выронил из лап тельце зверя. Рыжим безжизненным комком оно упало в траву. Коваль неуклюже шагнул членистыми ногами-ходулями и повернул голову в сторону равнины.

Километрах в пяти от него стояли серые бункера поселка. Через четверть часа гигантский богомол ступил на горячий бетон прокаленной солнцем улицы.

Теплый ветер гнал под ноги струйки легкого песка, тонкого, как пыль, и слегка голубоватого. Шурша, они играли с проросшими сквозь бетон пучками травы, скатывались на обочину и обдували ломкие стволы когда-то заботливо привезенных с Земли, а теперь засохших без хозяйского ухода яблонь. Слепые окна покинутых зданий равнодушно смотрели на Коваля с двух сторон. Хлопал по ветру большой лоскут пластике, зацепившийся за дверную ручку одного из домов. Решетчатый конус антенны на крыше маяка Стас заметил сразу. Подковылял, с ходу подцепив мощной шипастой лапой, сорвал с петель дверь и, со скрипом нагнувшись, просунул голову в дверной проем.

Через минуту богомол выпрямился и заскрежетал зубами: Стас понял, что его грубым панцирным лапищам не справиться с хрупкой аппаратурой маяка. Неужели все было напрасно: шел, мучился, столько раз умирал… Где найти теперь такого зверя, чтобы справился с громадиной богомолом? Если и есть такой, он, наверное, ростом со слона. Но ведь должен же быть какой-то выход! Не может быть, чтобы не было выхода!

Коваль стоял и думал. Потам он пошел, не оглядываясь, назад, к лесу. В чаще, недалеко от опушки, он нашел дерево пын и, выбрав самый большой из его цветов, блестящий, словно парафиновый, полутораметровый тюльпан, вышел на грань леса и степи. Там, подняв цветок- над головой, богомол застыл в охотничьей позе