— Хуже другое, Чад! Я тоже бедный человек и вряд ли что смогу предложить. Но не исключено, что выведу тебя на весьма смачное дело. Конечно, и другие потом о нем разнюхают, но тебе гарантирую право первой печати, будешь получать информацию раньше других газетенок!
— Престон, — заявил Штейнер, нахмурив брови, — если хочешь иметь со мной дело, то не забывай: моя газета называется «Мир», и я не позволю именовать ее газетенкой. Это тебе не бульварный листок желтой прессы! А теперь выкладывай, что именно тебя интересует?
— Доводилось ли тебе слышать о некоем Свенсоне? Гарри Свенсоне?
— Разумеется. Ну и что?
— Меня интересует преступление, которое было совершено вчера. Свели счеты с неким Хадсоном.
— Убийство кухонным ножом? Это что, Свенсон его прикончил?
Я рассмеялся.
— Послушай, Чад, ты же прекрасно понимаешь, будь все так просто, меня бы здесь не было. Тебе известно, думаю, что сегодня утром еще одного прикончили. В том здании, где это произошло, я заметил двух твоих парней.
— Да, мы в курсе. Опять кухонный нож…
— Я считаю, что быстрей разберусь во всей этой истории, если побольше узнаю о Свенсоне.
— Понятно. Послушай, мне не хочется выглядеть в твоих глазах навязчивым, но все же скажи: тебе-то какое до этого дело?
По тону я пенял, что Чад заинтересовался этой историей.
О Свенсоне мне мог бы дать исчерпывающие сведения любой городской журналист, но я доверял только Штейнеру. Вот почему сразу к нему и обратился. Собравшись с духом, рассказал ему некоторою часть того, что мне было известно. Не все, конечно. Кстати сказать, миссис Уайтон при этом не упоминалась. Чад внимательно выслушал меня, ни разу не перебив. Потом сказал:
— Вся эта история, конечно, заслуживает внимания, туг что-то есть сенсационное. Но скажи мне, пожалуйста, почему вдруг ты заинтересовался Свенсоном?
— На мой взгляд, тут разыгрывается какая-то комбинация. Мне кажется, Хадсон и Хартли поплатились жизнью отнюдь не по каким-то там личным мотивам. То есть тут причиной не ревность, ненависть или месть. Эти убийства совершены по корыстным соображениям, и единственный, кто может быть к этому причастен, так это Свенсон.
— Хорошо. Ты хочешь сказать, что сам Свенсон этим грязным делом лично не занимался, а лишь дергал за веревочки?
— Да, что-то вроде этого.
Чад закрыл глаза и призадумался.
— Что ж, допустимо. Насколько мне известно, Свеноон на такое способен. Пойдем-ка посмотрим архивы.
Мы вышли из кабинета редактора и спустились в подвал. Там на полках в идеальном порядке хранились папки с вырезками из газет за последние пятьдесят лет. Рядом стояли металлические шкафы, где в ящиках размещалась картотека со сложной системой шифров.
Чад порылся в картотеке, потом достал одну из папок. В ней было несколько газетных вырезок с пометкой: «Свенсон, Гарри». Чад начал просматривать их с конца.
— Это именно то, что я и думал! — сказал он, передавая мне вырезки.
Его внимание прежде всего привлекла вырезка пятилетней давности. Свенсон был замешан в истории, связанной со сводничеством. Имелось достаточно данных, чтобы привлечь его к суду, но в процессе расследования дело было закрыто. Не оказалось достаточного количества улик для организации судебного процесса. Я быстро перелигтал все вырезки. Газетные заметки сообщали о деятельности Свенсона в сфере театрального искусства как импресарио, имелись фотографии, на которых он был изображен в компании с известными актрисами. Некоторые из актрис мне были знакомы.
— Нашел что-нибудь ценное для себя? — спросил Чад.
Я с обескураженным видом отрицательно покачал головой.
— Думаю, вряд ли. Предварительное расследование — это еще не обвинение. Он под судом не был.
Чад пожал плечами.
— Все так. Что-нибудь еще тебе показать?
— Нет, спасибо.
Поболтали еще несколько минут, потом я ушел. Чад Штейнер пользовался у меня большим доверием, но было бы слишком требовать от журналиста принять на веру то, что я ему сообщил, он должен был сам все проверить. А если бы мне пришло в голову рассказать ему побольше, он тут же пустил бы по следу двух—трех своих парней. А сейчас расследование находилось в таком состоянии, что любой ложный шаг мог бы все испортить.
По дороге я заглянул в бар к Сэму, съел бутерброд, запил его кружкой пива. В баре было прохладно и тихо. Я стал размышлять.
Мирон С. Хартли специализировался в организации конгрессов. Монктон-Сити — город, подходящий для такого рода деятельности, здесь ежегодно проходило не менее двухсот всякого рода конгрессов, съездов, коллоквиумов и конференций. Всем известно, как они обычно проводятся. Начинается с распространения программы конгресса и заседаний, а заканчивается речью президента. Но для большинства делегатов любой конгресс означает, кроме того, и нечто иное. А именно: неделю отдыха от дел и, в частности, от своих жен. А Хартли был приятелем Гарри Свенсона.
Тут я стал строить гипотезы, которые подкреплялись определенными фактами. Свенсон нанимал по контракту девушек, в частности, артисток мюзик-холла и для выступлений в ночных барах. Однако развлечения, предоставляемые мужчинам зрелого возраста и временно холостым, могут приобретать самые различные формы. Пять лет тому назад Свенсон оказался замешан в скандале в связи со сводничеством. Потом стал осторожней и основал театральное агентство, дабы придать своей деятельности законный характер. В целом, если ход моих рассуждений был правилен, Свенсон просто-напросто обеспечил себе хорошее прикрытие; он, конечно, поставлял достопочтенным господам конгрессменам шикарных девок из мюзик-холла и ночных кабаков.
Я не знал еще, замешан ли Свенсон в истории с убийствами, но дела это не меняло. Мне немного известна была манера Рурке вести допрос. Будь у Свенсона ума на пару центов, он бы немедленно собрал вещички и смылся.
Я быстро допил пиво и поехал к Свенсону. Его контора помещалась на Четвертой авеню. Все, что в моем родном городе имеет отношение к промышленности досуга и развлечений, размещается на этой улице. Здесь в различных более или менее приличных заведениях зарабатывают себе на кусок хлеба с маслом певички, танцовщицы, исполнительницы стриптиза, всякие фигурантки. Именно тут размещается и большинство театральных агентств. Контора Свенсона занимала второй этаж респектабельного коммерческого здания со сдающимися внаем помещениями. Я поднялся на лифте. В просторной приемной за столом восседала черноволосая красотка. Большинство кресел для ожидающих было уже занято, девицами, разумеется. Некоторые сидели сияющие, преисполненные надежд; другие — с терпеливым видом людей, привыкших к долгому ожиданию. Все с любопытством уставились на меня, но интерес сразу пропал, как только девушки убедились, что я человек посторонний.
Подойдя к черноволосой красавице, я сказал ей:
— Мне хотелось бы поговорить с мистером Свенсоном. Скажите: Престон спрашивает!
— Вам назначена встреча, мистер Престон? — осведомилась красотка, приняв сугубо официальный вид.
— Нет, но все равно доложите обо мне!
Она с извиняющимся видом улыбнулась и грациозным жестом показала на ожидающих девиц.
— Сожалею, — заявила секретарша, — но мистер Свенсон в данный момент ведет прием, и все эти девушки пришли раньше вас!
— Вам же сказано, милочка, доложите обо мне! И скажите, чтобы принял меня сейчас же. Впрочем, если хотите, я сам могу доложить о себе!
Тут я сделал вид, будто намереваюсь ворваться в святилище. Секретарша подскочила.
— Хорошо, — сказала она, покраснев от гнева. — Я доложу о вас шефу, но это ровно ничего не даст!
Перевел с английского А. Краковский.
