Неожиданно глухой удар пронесся над долиной, и мгновенно смолкло, застыло все: чья-то неловкая или злая рука перерубила канат, державший на весу плиту у входа в пирамиду. Плита обрушилась и с грохотом закрыла отверстие.
Вопль горя и радости, ненависти и ликования вознесся над городом мертвых. Царю царей нечего было ждать теперь от своего народа и от богов: закрытый склеп священен, никто не может открыть его вновь, пирамида останется пустой, тело Хафры обречено позору, а душа — вечным скитаниям по земле. Проклятие Кемту, проклятие Великому Дому, горе, горе.
Радость.
— Пойдем, — сказал Минхотеп. — Все кончено. Суд свершился.
Они уходили на север. Они шли мимо залитых водой полей, мимо скрипящих шадуфон, мимо пустых землянок и хижин. Сфинкс был виден долго, но они ни разу не обернулись.
Более трех тысячелетий прошло после смерти фараона Хафры. За это время истлели многие папирусы, потускнели настенные изображения, стерлись фрески. Трудно воспроизвести в деталях события многовековой давности. Но в повести многое — правда. Суд над мертвым — не фантазия, в Древнем царстве такой ритуал действительно имел место. По описанию греческого историка Диодора, случалось и так, что фараону отказывали в праве на погребение. Со временем ритуал Суда применялся все реже, и в Среднем царстве он носил уже сугубо формальный характер. Вот мы и допустили, что Хафра был осужден своим народом. Ведь внутри пирамиды Хафры в Гизэ действительно нет саркофага с его мумией. У большого Сфинкса действительно негроидные черты лица, в то время как древние египтяне придерживались очень жестких правил и законов при изображении людей (впрочем, «Книга Меонг» — наша выдумка). И Сфинкс был действительно когда-то зарыт и полностью откопан только в 1817 году. И зарыт Сфинкс был намеренно, потому что, по описанию египтолога Карла Оппеля, «нашли попеременно слой песка и почти в фут высотой слой мелких камней, и все это было так твердо, что можно было высекать ступени». Менее уверенно можно говорить о том, что Хафра силой сверг с престола Джедефре, но ведь царствование Джедефре действительно было кратковременным, а имя его оказалось стертым с памятников…
Все это и дало нам пищу для фантазии. И разве то, о чем шла речь в повести, не могло случиться на самом деле?
Келью РЕБАНЕ
ГОРОД НА АЛЬТРУСЕ
Шоссе пересекало незнакомую унылую местность. Казалось, поблизости нет ни одного населенного пункта.
Время от времени Герт бросал тревожный взгляд в боковое зеркало. Погони не было. И маленький пушистый чертик-подвеска будто веселее заплясал на ухабах.
Но вот вдали замаячил огромный транспарант. Приблизившись к нему, Герт сбавил скорость. «ПОСЕТИТЕ НАШ ГОРОД — ЛУЧШИЙ НА АЛЬТРУСЕ!» — прочитал он и поймал себя на том, что машинально проверил, нет ли в тексте буквы «ы».
Свернув в указанную сторону, он вскоре оказался на окраине города. Двухэтажные коттеджи утопали в зелени. Его поразили огромные указатели на перекрестках. Впрочем, это удобно, размышлял он по пути к центру. Ни о чем не надо спрашивать.
Поставив машину недалеко от ратуши, Герт решил где-нибудь перекусить. Он вышел на ратушную площадь и огляделся. Площадь окаймляли двух-трехэтажные дома, первые этажи которых были заняты под магазины. Неестественно выглядели огромные яркие вывески: СУВЕНИРЫ, ПРИГЛАШАЕТ ГУРМАН, ТАБАК, МЭРИЯ… А вот и КАФЕ.
В кафе, где было полно народу, царила странная гнетущая тишина. Почему-то на свободных стульях висели таблички: «СВОБОДНО».
Садясь за столик, где уже обедали три пожилые дамы, Герт учтиво поздоровался. Они на мгновение замерли от неожиданности, затем продолжили молча есть.
Подошла официантка, сняла табличку с его стула и протянула меню. Когда Герт попросил ее принести пару бутербродов и чашку кофе, она испуганно застыла, глядя на него широко раскрытыми глазами. А его соседки по столу поднялись, ни слова не говоря, и пересели за другой столик. Посетители начали посматривать в его сторону. Герт чувствовал себя неуютно и безуспешно пытался понять, в чем дело.
Когда официантка принесла заказанное и протянула счет, он, увидев сумму, поинтересовался, почему так много.
Официантка показала на бланке последнюю строку — штраф.
— За что? — удивился Герт.
Вместо ответа официантка забрала бланк, что-то дописала и протянула ему. Сумма штрафа увеличилась вдвое! Герт хотел уже потребовать заведующего, но, вспомнив, что ему лучше не привлекать к себе внимания, рассчитался.
Выйдя из кафе, он остановился, пытаясь собраться с мыслями. Пошарил по карманам, обнаружил, что сигареты кончились, и направился к магазину с ядовито-зеленой вывеской ТАБАК.
Там было лишь двое покупателей. Первый показал на пачку сигарет, положил на прилавок деньги и поднял два пальца. Продавщица молча протянула ему две красно-белые пачки. Так же, ни слова не сказав, получил коробку папирос второй покупатель.
Что здесь происходит? — ломал голову Герт, рассматривая разложенные под стеклом прилавка пачки и коробки. Ну и названия! «Моцарт», «Эль Греко», «Гегель»… Когда подошла его очередь, он спросил:
— Кто лучше, Моцарт или Бетховен?
Продавщица неожиданно заговорила:
— Вы имеете в виду композиторов? — И, пожав плечами, добавила: — Не знаю.
— Конечно же, я имел в виду марки сигарет, — улыбнулся Герт.
Сразу помрачнев, она молча показала на серую пачку сигарет «Бетховен». Он видел ценник, но, чтобы хоть как-то продолжить разговор, спросил:
— Сколько они стоят?
На этот раз продавщица, сжав губы, посмотрела на него откровенно враждебно и подняла сначала четыре пальца, потом кулак.
— Дайте две пачки, — попросил обескураженный Герт. Пока он доставал мелочь, она взяла бланк, что-то написала карандашом и протянула ему вместе с пачкой сигарет.
— Что-о? Опять штраф? — удивился он. Но спорить, судя по всему, было бессмысленно.
Выйдя из магазина, он остановился у витрины и закурил «бетховенскую» сигарету. За спиной послышался детский плач. Герт обернулся и увидел, как молодая мама взяла ребенка на руки, и ребенок тотчас успокоился.
— Какое прелестное дитя, — начал было Герт. — Скажите, в чем дело, почему…
Женщина вздрогнула, положила ребенка в коляску так, что он снова заревел, и покатила прочь от Герта.
Похоже, я попал действительно в лучший город на этой планете, мрачно подумал Герт.
Тут ему на глаза попалась вывеска: МЭРИЯ.
Пойду спрошу у мэра, что здесь творится, решил он.
В большом полутемном зале за длинным столом одиноко сидел в высоком кресле маленький печальный пожилой человек, Перед ним на подносе стоял графин с водой и стакан. В углу под сводами зала висел большой серебристо-голубой металлический шар.
Герт поздоровался и подошел к столу.
— Я впервые в вашем городе, — сказал он. — И хотел бы у вас кое о чем спросить.
Его бы нисколько не удивило, если бы и мэр не захотел с ним разговаривать, но маленький печальный человек оживился:
— Пожалуйста. Присаживайтесь.
— Что происходит с вашими жителями? — спросил Герт; сев поближе к мэру. — Почему они молчат?
— Понимаете, в нашем городе на некоторые темы разговаривать запрещено.
Вот оно что, подумал Герт и осторожно спросил: — А о чем конкретно?
— О погоде, о моде. Гражданам запрещено рассказывать друг другу о том, какие у них красивые и талантливые дети, о здоровье, о ценах, о дачах, о запчастях для автомобилей и так далее. Если интересует, могу дать перечень — двадцать два пункта…
— Совершенно безобидные темы! — удивился Герт. — Почему же вы их запретили?