Из степи долетел первый порыв легкого утреннего ветра. Он принес с собой прохладу и резкий горьковатый запах полы-пи. Степан проснулся, но вставать еще было рано. Он мог разбудить расположившихся неподалеку прямо под открытым небом остальных сотрудников экспедиции и потому лежал неподвижно. Хорошо ему думалось в этот розоватый предрассветный час полного одиночества. Вспоминалась недавняя работа в Институте по исследованию южных морей. Хорошая работа. Жаль, что недолгая. Ее пришлось оставить после того, как он самовольно выпустил из дельфинария томящихся там пленников… Потом был заповедник на Карадаге… И оттуда он ушел. Слишком часто стал замечать косые взгляды друзей, тех самых, что любили когда-то на ночь собираться в бухте «Разбойника» с гитарами и могли жить там весь отпуск, полностью отрешившись от цивилизации. Они так никогда и не смогли ему простить этого заповедника, словно была его вина в том, что солидные дяди с портфелями оттяпали в собственное пользование целую сказочную страну, закрыли ее кордонами от простых смертных, понастроили проходных шлагбаумов, а заодно и личных дач на общественные деньги — поди проверь, чем они там занимаются в заповедном режиме. Такая наука недешево обходится обществу, а понимание этого недешево обошлось Степану, он потерял и эту работу, и теперь вот ждет, надеется, что по возвращении Ельгин сдержит свое слово, поможет закрепиться в институте, а если нет?.. Опять мотаться по случайным экспедициям?
Мысли Степана текли медленно и без особой связи, как иногда бывает ранним утром, когда желанный сон бежит от широко открытых глаз, в уши назойливо лезут посторонние шорохи, а где-то далеко за горизонтом, невидимый и неслышимый, рождается ветер.
Степан подумал о женщинах. Ни о какой-то конкретной женщине, а о женщинах вообще. Он представил себе, как в далеких городах миллионы женщин лежат в своих уютных постелях, у каждой из них наверняка есть муж, любовник или просто друг. Кого-то они, возможно, ждут. Кто-то должен приехать, вернуться из армии, из командировки, из экспедиции… Только его не ждала ни одна из них. Свои недолгие, ни к чему не обязывающие знакомства он всегда умел обрывать резко и навсегда…
Далеко в степи родился тревожный звук. Может быть, в ночи лишь прокричала какая-то птица. Редко, но бывает в синий предрассветный час такое особое состояние души, когда кажется: нечто должно произойти, вот-вот совершится, оформится в реальное действие, как этот ночной крик, но ничего не происходит, по-прежнему бесшумно и навсегда утекают прочь минуты жизни, и виноваты во всем, возможно, лишь мохнатые глаза звезд… Нельзя слишком долго и слишком пристально на них смотреть, как и тысячи лет назад для наших далеких предков, они сохранили в себе колдовскую силу, вот только времени не осталось у нас в этом разбираться, или загрубела душа, отгороженная от звездного мира дымом больших городов, утилитарными задачами торопливых повседневных дел…
Под эти беспорядочно разбредавшиеся мысли незаметно для себя Степан задремал и почти сразу же проснулся, словно от толчка…
Он испытывал необъяснимую, все нараставшую тревогу, ни с чем конкретным не связанное беспокойство, возможно, ему приснился какой-то кошмар, он его не помнил, по скорее всего его вновь разбудил все тот же назойливый резкий крик ночной птицы… Степан прислушался, вокруг все было неподвижно и тихо, как всегда бывает в этот последний предрассветный час ночи, лишь из палатки радиста доносилось тонкое попискивание морзянки, эти звуки, невидимые и неощутимые, пробивались сквозь толщу эфира, чтобы реализоваться в короткие четкие строчки сообщений… Степан приподнялся, осмотрелся. Тревога и проходила. Тогда он встал, оделся и медленно побрел к палатке радиста, навстречу известию о том самом окончательном повороте в его жизненной судьбе, которого он ждал, на который надеялся и которого, не желая в этом признаваться даже самому себе, одновременно боялся…
По неведомым причинам большому начальству вдруг стало ясно, что совместная археологическая экспедиция в глубь мексиканской пустыни, изучающая остатки древних цивилизаций, и согласованная уже с мексиканским правительством, не может состояться без участия никому не известного, недоучившегося студента Степана Гравова… Его срочно вызывали в Москву…
В этот момент еще можно было остановиться, вспомнив о том, что за неожиданное исполнение заветных желаний, добытое не совсем обычным путем, цена расплаты может оказаться непомерно высокой. Но слишком шальной оказалась удача.