— Встать. Мне надоело все повторять тебе дважды. Встань и выверни карманы.
Парень пожал плечами и очень медленно встал. Вывернул карманы джинсов, в которых ничего не оказалось.
— Ты не вывернул карманы куртки, — заметил Тисл.
— Боже мой, вы правы. — В карманах куртки оказались два доллара двадцать три цента и пакетик со спичками.
— Зачем тебе спички? — спросил Тисл. — Ведь ты сказал, что не куришь.
— Мне нужно разводить костер, чтобы приготовить пищу.
— Но у тебя нет ни работы, ни денег. Где ты берешь пищу?
— Какого ответа вы от меня ждете? Что я ее краду?
Тисл посмотрел на спальный мешок парня, прислоненный к скамье, недоумевая, где могут быть документы. Он развязал мешок и развернул его на полу. Внутри оказались чистая рубашка и зубная щетка. Когда он начал прощупывать рубашку, парень сказал:
— Эй, я эту рубашку долго гладил. Постарайтесь не помять.
И тут Тисл вдруг почувствовал, что чертовски устал от этого парня.
Он нажал на кнопку интеркома на столе.
— Шинглтон, ты видел этого парня, когда он проходил. Передай по радио его описание полиции штата. Скажи, я хочу, чтобы его идентифицировали как можно быстрее. Потом взгляни, не соответствует ли он какому–нибудь описанию в наших досье. У него нет ни работы, ни денег, но выглядит он упитанным. Я хочу знать, как ему это удается.
— Значит, вы решили пойти на обострение, — сказал парень.
— Ошибаешься. Это не я решил.
Глава 8
В кабинете мирового судьи стоял кондиционер. Время от времени он жужжал и погромыхивал, и так сильно охлаждал воздух, что Рэмбо начал дрожать. На человеке за столом был просторный голубой свитер. Его звали Добзин, о чем свидетельствовала табличка на двери. Он жевал табак, но, увидев Рэмбо, перестал.
— Ну, будь я… — сказал он, скрипнув вращающимся креслом. — Когда ты мне звонил, Уилл, ты должен был сказать, что в город приехал цирк.
Ну началось. Везде одно и то же. Всегда. Дело принимало поганый оборот, и он понимал, что ему следует уступить, иначе эти люди могут причинить ему массу неприятностей. Однако ж ему снова швыряют в лицо дерьмо, снова не дают житья, и будь он проклят, если снова смирится с этим.
— Послушай, сынок, — сказал Добзин. — Я должен задать тебе один вопрос, я просто не могу его не задать. — У него было очень круглое лицо. Когда Добзин говорил, он языком запихивал табак за одну щеку, отчего она вспухала. — Я вижу ребят по телеку, они демонстрируют, бунтуют и вообще…
— Я не хожу на демонстрации.
— Интересно, у тебя не чешется от волос шея?
Всегда они спрашивают одно и то же.
— Раньше чесалась.
Добзин почесал бровь, обдумывая свой ответ.
— Да, наверное, ко всему можно привыкнуть, если, конечно, очень захочешь. А борода? Чешется под ней в такую жару?
— Бывает.
— Тогда зачем ты ее отрастил?
— Мне нельзя бриться из–за раздражения на лице.
Стоявший у двери Тисл хихикнул.
— Погоди секунду, Уилл, быть может, он говорит нам правду.
Рэмбо не устоял перед искушением.
— Нет.
— Тогда зачем ты все это сказал?
— Надоели вечные расспросы насчет бороды.
— А почему ты отрастил бороду?
— У меня раздражение на лице и мне нельзя бриться.
Добзин словно получил пощечину.
— Ну, пожалуй, я сам на это напросился, — сказал он через некоторое время, медленно растягивая слова. — Верно, Уилл? — Он коротко хихикнул. — Взял и сел в лужу. Это уж точно. Да, да. — Он пожевал табак. — Так какое у тебя обвинение, Уилл?
— Их два. Бродяжничество и сопротивление аресту. Но это для начала, просто чтобы его задержать, пока я выясню, не разыскивают ли за что–нибудь этого парня. Лично я думаю, что его разыскивают за кражу.
— Займемся сначала бродяжничеством. Это так, сынок?
Рэмбо ответил, что нет.
— У тебя есть работа? Ты располагаешь суммой больше десяти долларов?
Рэмбо сказал, что нет.
— Тогда ничего не поделаешь, сынок. Ты бродяга. За это полагается пять суток тюрьмы или пятьдесят долларов штрафа. Что выберешь?
— Я только что сказал, что у меня нет десяти, где же, черт возьми, я возьму пятьдесят?
— Ты находишься в зале суда, — сказал Добзин, резко наклонившись вперед. — Не потерплю бранных выражений в моем суде. Еще одно нарушение, и я накажу тебя за неуважение к суду. — Он умолк и принялся с задумчивым видом жевать табак. — Мне так будет трудно сохранить беспристрастность, когда придется выносить приговор по второму обвинению. Я имею в виду сопротивление аресту.