— Матушка, матушка! — вдруг закричали Анна и Maрия. — Возьмем на бал Золушку! Пожалуйста, давайте возьмем Золушку!
— Да вы что? Зачем? В чем дело? — поразилась мать. — Золушка такая смешная, такая нескладная, — прохихикала Анна.
— Золушка такая нелепая, грубая, она всех насмешит лучше, чем шут его величества Якоб, — прохихикала Мария.
— Но-но! ~ прикрикнула фрау Августа. — Ее позор — это и ваш позор! Не забывайте, что она ваша сводная сестра!
Тут Алексей увидел, что над людьми в зале реяла не только черная Валентина, но и некто — или даже нечто — белое, бесформенное, расплывчатое, похожее на те белые тени, что в прошлом «не-сне» опекали Змия. Алексей напряг глаза — и ему привиделось в этой тени что-то похожее… на Елену Петровну Такову? «Не может быть, помстилось», — решил Алексей.
— Но, Августа, милая, — все так же робко продолжал супруг. — Все-таки приглашение прислано семейству, как сказал Франц, а Грета — член семейства, она фон Биркенау…
— Возьмем Золушку, она такая смешная, — ныли Анна и Мария.
Черную Валентину Алексей видел ясно: она металась по зале, извивалась, кружилась… Но рядом с ней — Алексеи понял, что не ошибся — в том же странном танце летала… да, именно Елена Петровна Такова — только очень молодая, красивая… и почти бесплотная, прозрачная…
— Ладно, — вдруг сдалась Августа. ~ Пусть будет по-вашему.
Валентина, казалось, задевала Августу плащом…
— Золушка! — крикнула хозяйка дома во весь голос. Служанки побежали искать девушку, но Августа и сама торопливо покинула залу.
— Гретхен! Иди сюда!
Алексей увидел, как Золушка выбралась из закутка за конюшней и побежала на голос мачехи. Они столкнулись в коридоре рядом с кухней.
— Иди сюда, Гретхен, — с тайным злорадством сказала Августа и подвела девушку к огромному, выше человеческого роста очагу. Он не горел и был полон золы.
— Ты хочешь на королевский бал, Гретхен? — тем же опасным тоном спросила Августа.
— Да, госпожа, хочу, — Золушка смиренно сделала книксен.
— Что ж, я не против, но…
Августа взяла полную кастрюлю чечевицы и резко высыпала ее в золу.
— Выберешь за два часа чечевицу — поедешь с нами на бал!
Повернулась и вышла, а вслед за ней Анна с Марией. Фон Биркенау бессильно развел руками и тоже ушел с кухни.
— Фашистка, бросила вдогонку Августе Грета, уныло глядя на кучу золы с чечевицей…
Часы в разных комнатах дома согласно пробили по три раза.
Гретхен присела у очага, попробовала выбирать чечевицу, быстро поняла, что с этим ей и до ночи не управиться, и безнадежно махнула рукой. Потом плюнула в золу и поддала ногой пустую кастрюлю, она покатилась, громыхая, в угол…
И в этот момент (увидел Алексей) повелительно взмахнул рукой Гога, и Неонилла влетела, втянулась в трубу кухонного очага. Ее черные волосы сливались с черным плащом («О! — вспомнил Алексей. — Этот цвет волос называется цветом воронова крыла… Или вороньего?»), она облетела просторную кухню и вдруг утратила невидимое естество и обратилась в голубку. Скромную птичку, которая робко присела на краешек раскрытого окна и что-то нежное проворковала Гретхен.
Золушка вдруг победно выпрямилась, оглянулась на дверь и громким шепотом обратилась к птице:
— Вы, голубки ручные, вы, горлинки, птички поднебесные, летите, помогите мне выбрать чечевицу!
И тут Алексей увидел, как его спутники один за другим превращаются в птиц — симпатичных, юрких голубей, горлиц, воробьев и устремляются в окно кухни… Боже мой! Алексей вдруг понял, что он тоже, не испытав ровно никаких ощущений, обратился в голубя! И словно вихрем несло его к кухне… Он не успел опомниться, как уже стоял лапками в золе, сноровисто выхватывал из нее зерна чечевицы и ловко кидал клювом прямо в широкую кастрюлю, подставленную Гретхен. Не отрываясь от дела, он осмотрел себя и в общем остался доволен: крепкая грудка, гладкие перышки, приятный сизоватый цвет… «Сизарь», не без гордости подумал о себе Алексей…
— Пошла вон! — раздался крик Золушки, и Алексей увидел, как девушка большущей метлой гнала из кухни крупную черную кошку, решившую тайком подобраться к занятым птичкам.
— Брысь, брысь отсюда! — ударила ее Гретхен, и кошка, отчаянно мяукая, большим прыжком выскочила в окно…
Алексею показалось, что кошка как-то не очень похожа на кошку, а скорее на обезьянку. Вернее — на мартышку… А еще вернее — на одну девчонку…
Вскоре кастрюля наполнилась чечевицей, Гретхен промыла ее и низко поклонилась птицам. Они отозвались щебетом. «Нет проблем, рад был помочь», — проворковал, в частности, Алексей. Тут же птицы выпорхнули в окно… и Алексей с некоторым сожалением обратился из такого красивого сизаря в прежнего летучего мужчину лет тридцати пяти, седоватого, изрядно полысевшего, в черном плаще…
— Госпожа Августа! Я выполнила, задание! — с вызовом сказала Гретхен, входя в залу, где мачеха и сестры продолжали разборку сундуков с платьями, туфлями, шляпками.
Часы в разных комнатах дома согласно пробили по пять раз.
Мачеха остолбенела. Но пришла в себя быстро.
— Знаешь, Гретхен, — сказала она строго, — я пошутила. Я не виновата, что у тебя нет чувства юмора. Я полагала, что ты не примешь всерьез это дурацкое задание, а поймешь его как намек. Но тонкость чувств и деликатность тебе, как видно, незнакомы. Что ж, скажу прямо: не поедешь ты с нами. И платья у тебя нет для бала, и танцевать ты не можешь, и вести себя не сумеешь достойно высшего общества.
— В чем дело?! — возмутилась Золушка. — Вы же обещали! Вы слово дали!
Алексей ясно увидел витающую под потолком залы — хоть и почти прозрачную, и бесплотную! — но все же определенно фигуру пенсионера Бухвостова! Но почему-то совсем небольшую… Ба, Алексей вздрогнул: рядом витала еще одна тень еще одного Бухвостова! Могучий пенсионер разделился на две части, и возникли два шустрых старичка. Один — с бородой, другой — без…
— В чем дело?! — ответно возмутилась Августа. — В конце концов, я хозяйка своего слова: хочу — даю, хочу — назад беру!
Золушка выбежала из залы, хлопнув дверью, а в коридоре с бешенством прошептала: «Ну, держись, интриганка!» Вслед ей несся безудержный хохот Анны и Марии.
Оба Бухвостова, держась парочкой, совершили круг почета во зале и с видом победителей вылетели в окно.
А Золушка, еле сдерживая слезы, бежала в закуток за конюшней, в кусты… Алексей приблизился и увидел, что там, у самой стенки каретного сарая, спрятанное за кустами, росло небольшое, чуть выше Золушки, деревце… К нему и припала девушка, горячо зашептала; «Ты качнися, отряхнися, деревце. Кинься златом-серебром ты мне в лицо…»
Но ничего не случилось, деревце лишь печально помахало ветвями и замерло в тишине и безветрии летнего вечера. Золушка заплакала,
…А сборы семейства подходили к концу. Старик форейтор вывел четверку холеных лошадей, лакеи на ходу дочищали дверцы кареты, во дворе дома суетились слуги и служанки — и разом все стихло, когда на крыльце торжественно появился Андреас фон Биркенау с золотой цепью на груди, под руку со своей пышной супругой в кружевном белом платье. Следом за ними, тоже под руку, шли Анна и Мария в элегантных бальных платьях, открывавших дивные золоченые туфельки, в прелестных маленьких шляпках под цвет платьев — розового и голубого, как маменька велела. Фон Биркенау властным жестом приказал форейтору подъехать к самому крыльцу и одну за другой посадил своих женщин в карету. Свистнул бич, лошади резво тронулись, и семейство отправилось на бал. Над каретой, сопровождая ее, весело кружились белые фигуры крылатых, почти бесплотных хранителей, праздновавших победу.
Но черные — увидел Алексей — вовсе не предавались унынию разгрома. Едва стих топот копыт и двор опустел, Гога властным жестом («Точь-в-точь как Биркенау, — подумал Алексей) подозвал Неониллу и обменялся с ней несколькими словами. И она, а за ней остальные, устремилась к Золушке, неутешно плакавшей в своем закутке.