— Но я знаю три случая убийств с подобной наглядной жестокостью и вариациями, — сказал Панов. — Джеймс Тийм был убит в девяносто пятом в собственных апартаментах в Нью-Йорке, марокканский инженер Месса Кей — в девяносто седьмом и польский график-сатирик Коро — в девяносто девятом. И во всех этих случаях след вел в Сирию, Арабские Эмираты и в конечном счете — в Иран. Ваше мнение, Валентин Анатольевич?
— Не исключено, что в группе киллеров был и инструктор из Ирана, — проговорил Дикой, раскрыв папку, которую принес с собой. — Но Генрих Герхардович прав. Судя по информации, которой я располагаю, эта группа сформирована в Чечне и подчиняется командованию ЧАС. Мало того, по некоторым косвенным сведениям можно предполагать, что руководит ею Амирбек Шароев.
В кабинете стало совсем тихо.
Амирбек Шароев, известный еще со времени войны в Чечне под кличкой Безумный, был сыном нынешнего президента Чечни. Его участие в акции, будь оно доказано, резко меняло политический расклад в стране и способствовало бы падению режима, неугодного Москве, наметившего полное отделение Чечни от России. Это осознавал Панов, это понимали и начальники управлений.
— И последнее, — добавил своим негромким приятным голосом Валентин Анатольевич. — ЧАС начала отстрел на территории России отличившихся в боях в Чечне спецназовцев, офицеров МВД и регулярных войск Минобороны. Не далее как два дня назад убит в своей машине ветеран чеченской войны капитан Меркулов со своей женой. Смею полагать, что убийство совершила та же группа.
— Мне нужны доказательства, — с силой хлопнул ладонью по столу директор ФСБ, — а не предположения. Задействуйте все силы, все средства, но выявите всех членов банды. Потом решим, что делать дальше, но сначала — имена.
— Решать тут особо нечего, — небрежно проговорил Ельшин. — Лозунг Ленина в двадцатых годах: «Красным террором — на белый террор!» — себя оправдал. За несколько лет было уничтожено восемьдесят процентов бандформирований. Почему бы нам не взять этот лозунг на вооружение? Выяснить, кто проник к нам, кто убивал, и уничтожить всю группу! Да так, чтобы все почувствовали: ответ всегда будет адекватным!
— Ну ты и хватил, Генрих, — пробормотал молчавший до сих пор Первухин. — Да стоит только депутатам в Думе дознаться о твоих планах…
— А кто их проинформирует? Они только рады будут, узнав, что в Чечне начались разборки меж своими. Наоборот, это поможет думцам принять ряд законов по удержанию Чечни и смене там правительства.
— Мысль хорошая, — неожиданно согласился Панов. — Тем более что первым ее высказал премьер в разговоре со мной. Ваше мнение, генералы?
— Я против, — покачал головой Дикой. — Антитеррор — не метод борьбы с терроризмом.
— Не знаю, — буркнул Первухин. — С одной стороны, Валентин Анатольевич прав, с другой, если мы не примем жесткие меры, отстрел наших людей будет продолжаться, а бандиты вроде Басаева и Радуева будут на свободе радоваться жизни. Предпринимать что-то, безусловно, надо. Кстати, — он посмотрел на Панова, потом на Дикого и Ельшина, — почему бы не натравить на ЧАС «Стопкрим»? Пусть чеченцами займется «чистилище».
В кабинете снова установилась тишина. Потом захохотал Генрих Герхардович.
— Предложение весьма оригинальное, Федор Ильич, но я считаю, что мы справимся не хуже. Зато будет на кого в случае чего свалить неудачу… да и удачу тоже. Понимаете? Пошлем группу профессионалов перехвата, а такие у нас есть, она ликвидирует террористов, а мы свалим все на «чистилище»! И овцы будут сыты, то есть депутаты, и волки целы, то есть мы. Как идея?
— Ну ты и хват, Генрих! — осуждающе покрутил головой Первухин.
— Идея — блеск! — кивнул Панов, сразу оценив преимущества предложения. — Разрабатывайте. Но все равно сначала — фамилии: кто, откуда, сколько их было. За три дня управитесь, Валентин Анатольевич?
— Неделя, не меньше, — подумав, ответил начальник «Смерша».
— Пять дней. — Иван Сергеевич пристукнул ладонью по папке с грифом «четыре нуля» («совершенно секретно»). — А вам, Генрих, и вам, Федор Ильич, за этот же срок подготовить команду. Задание понятно?
— Так точно! — Генералы встали.
— Свободны.
Начальники управлений вышли в приемную, закурили, думая каждый о своем. Спокоен был только Ельшин. Он чувствовал себя в своей стихии. Дикой же думал о законе, который они собирались нарушить, хотя не выполнить приказ директора не мог.
Оставшись один, Панов снял трубку «вертушки» — телефона прямой связи с премьер-министром — и доложил о принятых мерах.