— Вполне возможно. — Макаров опрокинул в себя стопку. Виски обожгло горло.
— А вы знаете, что такое блюз?
Макарова уже начинало нервировать повторение одного и того же слова. Он опрокинул в себя еще стопку.
— Не знаю.
— Блюз — это когда хорошему человеку плохо.
«Слова, слова… — подумал Макаров, закрывая глаза. — Как я устал от слов…» Фанни продолжала что-то говорить, но теперь Макаров воспринимал не значение ее фраз, а как бы их внешний вид. Они виделись ему в форме пауков, стоящих враскоряку на кривых мохнатых лапках.
Макаров открыл глаза. Пауки исчезли. Напротив него сидела Фанни.
— Мне кажется, — сказала она, — что хорошую книгу может написать только хороший человек.
Макаров поправил:
— Хорошие книги пишут не хорошие люди, а хорошие писатели.
Пронзительно зазвонил телефон. Одновременно с этим на улице раздался злобный лай собак.
Макаров сделал движение снять трубку.
— Не надо! — поспешно воскликнула Фанни. — Не снимайте.
Телефон звонил долго-долго. Макаров нервно барабанил пальцами по столу. Фанни заразила его своим беспокойством.
Наконец, после томительной паузы, Фанни тихо произнесла:
— Я не хочу причинять никому зла. — И, немного помолчав, добавила: — Впрочем, делать добро мне тоже не хочется.
— Чего же вы хотите? — Макаров сунул кончик сигареты в пламя зажигалки.
— Мои желания просты, — ответила Фанни. — Я хочу, чтобы зимой шел снег, а не дождь.
— И все?
— И все.
— Представляю, как вам грустно. Ведь этой зимой — сплошные дожди.
Фанни передернула плечами.
— Да нет. Мне очень даже весело. Особенно если учесть, что дог, которого я пристрелила, был вовсе не дог.
— А кто? — спросил Макаров.
— Кто… — с горькой усмешкой повторила Фанни.
Макаров вдруг словно бы в прострацию впал. С ним такое частенько случалось. Возьмет ни с того ни с сего — и унесется в бескрайний Космос. А тело оставит. Вот и сейчас — взял и унесся. Огляделся. А Земли-то нет! Нет Земли!..
— Эй, очнись, — вернул Макарова назад голос Фанни.
Они уже сидели в спальне, на кровати. Фанни была абсолютно голая. Она легла на спину и положила Макарову ноги на плечи.
— Сейчас сожму ножки-то, — сказала она игриво. — И не будет больше великого писателя.
Далее произошло то, что и должно было произойти.
— А-а… — стонала Фанни, и ее голос взлетал все выше и выше.
— Послушай, — Макаров едва сдерживал раздражение, — перестань имитировать оргазм.
Фанни моментально успокоилась.
— Я думала, тебе будет приятно, — сказала она, закурив.
— Мне было приятно, — сухо ответил Макаров. — Спасибо.
— Не за что, дружок. — Фанни выпустила изо рта колечко дыма. — Вообще-то мужчины внушают мне отвращение.
— Зачем же ты тогда со мной легла?
— Исключительно из уважения к твоим литературным способностям, — пошутила Фанни.
Макаров принял ее слова за чистую монету.
— Да уж, когда-то мои романы имели колоссальный успех, — сказал он, приосанившись. Но тут же снова поник. — Впрочем, все хорошее рано или поздно кончается. У меня все хорошее кончилось в одно не очень прекрасное утро, когда я обнаружил рядом с собой в постели свою мертвую жену…
Фанни ничего не ответила. В спальне было темно. Макаров видел лишь красный огонек сигареты и два Фанииных зеленых зрачка.
— Ну а девочка? — вполголоса спросила Фанни.
— Какая… девочка!.. — похолодел Макаров.
— Дочка твоя… она ведь все еще там… в подвале.
Сердце Макарова, прорвав грудную клетку, вырвалось наружу и смачно влепилось в стену. Потом ме-едленно сползло на пол жалким комочком склизкой плоти… Макаров так явственно это увидел, что его чуть не стошнило.
Фанни больно вонзила в его плечо острые ногти.
— Ты должен успеть до полуночи! — жарко зашептала она. — Тогда трещина закроется. И эти подохнут… Без лазейки.
— Что… успеть? — спросил Макаров осипшим голосом.
— Помолиться. Встать на колени, и молитвы зашептать, и крестом себя осенить… Тогда и увидишь, как из крови плоть начнет появляться. И ребеночек руки к тебе потянет… — Фанни перевела дух. — Да только гляди, чтоб она это была… Вспомни, есть ли какие приметы?..
— Колечко! — тотчас вспомнил Макаров. — Колечко должно быть на правом мизинце. Серебряное.
— Тихо! — Фанни зажала ему рот ладонью… — Слышишь?! Они идут…
Под холодным звездным небом бежала стая собак. Они бежали след в след. Как волки. Крупные, сильные твари с оскаленными мордами и налитыми кровью глазами. Впереди всех несся вожак. Огромный пегий пес непонятной породы. Опустив уродливую голову к земле, он подрагивающими ноздрями жадно втягивал в себя ненавистный запах Фанни-кошки.
Стая стремительно ворвалась в маленький дворик. Вожак с силой оттолкнулся лапами от асфальта и, как стрела, взмыл ввысь. Протаранив мордой оконное стекло, он обрушился на пол Фанииной квартиры.
— Стреляй! — истерично завопила Фанни. — Стреляй!!
Макаров выстрелил. Визжащий комок боли закрутился по комнате, сметая все на своем пути. Макаров выстрелил еще раз. Грохот был неимоверный… В дверь беспрестанно звонили. Потом начали колотить ногами.
— Что там у вас происходит?! — доносились из-за двери громкие голоса. — Сейчас же откройте!
Макаров кинулся открывать.
— Не надо! — вцепилась в него Фанни. — Там тоже они!
Еще одна серая тварь влетела в разбитое окно. Макаров, забыв про. пистолет, врезал ей ногой по морде… Теперь собаки лезли отовсюду. Как тараканы. Комната наполнилась рычащими и лающими звуками…
И вдруг… р-раз! — все исчезло.
Наступила тишина. Только из кухни доносилось урчание холодильника.
— Фанни, — позвал Макаров. — Фанни.
Молчание. За разбитым окном стонет ветер.
Что это?.. Макаров вздрогнул. Звонил телефон. Настойчиво. Агрессивно. Макаров снял трубку.
— Макаров? — спросил писклявый голос.
— Да.
— Живой еще?
— Да вроде живой.
— «Вроде»… — захихикал голос. — А может, уже нет?
Пошли короткие гудки. У Макарова не хватило душевных сил положить трубку на место. Он просто разжал пальцы, и трубка упала на пол.
«Надо идти», — подумал Макаров.
Он вышел в прихожую, надел пальто. Потом открыл входную дверь.
— Эй! — крикнул Макаров. — Эй!..
Ему никто не ответил.
Он начал спускаться по лестнице.
В подвал…
Спустившись, Макаров зажег фонарик. Яркий кружок света заплясал по грязно-серым стенам, выхватывая из тьмы то протекающие трубы, то дохлых крыс… Стало вдруг трудно дышать. Словно бы кто-то принялся энергично откачивать из подвала воздух. (Скорее всего, так оно и было.)
Макаров остановился. Ему почудилось, что вместо крови у него по венам побежала горячая вода. В ту же секунду со всех сторон зазвучала веселая музыка, послышались бодрые голоса ди-джеев — будто одновременно заработало несколько радиостанций. Макаров двинулся дальше. Тотчас погас фонарик. Макаров пощелкал кнопкой. Бесполезно.
— Все кончено, — обреченно сказал он.
— А ты крестик-то на себя наложи, — отчетливо услышал Макаров голос Фанни. — Ну…
Макаров перекрестился. Светлее от этого не стало. Но теперь он видел в темноте. «Как кошка, — подумал Макаров. — Как Фанни».
Музыка и голоса смолкли.
— Мои желания просты, — громко сказал Макаров, — я хочу, чтобы зимой шел снег…
С потолка повалил густой снег.
— Блюз, — еще громче сказал Макаров, — это когда хорошему человеку плохо!
Хрипло взвыл саксофон. В воздухе повисла уродливая физиономия саксофониста.
— Как насчет негритяночки с Вывернутыми губками? — подмигнув рыбьим глазом, спросила физиономия. — Э?..
— Да что вы мне бабу-то суете?! — возмутился Макаров. — Мне весь мир нужен, Вселенная… А вы мне — бабу!