— Мамма миа, что здесь можно найти?! За прошедшую неделю тут наверняка уже не одна компания погуляла.
Протиснувшись между кустами, Рыбакова прошла на середину поляны. С трех сторон ее окружали густой кустарник и, не менее чем в пол-обхвата, деревья. Открыт был только спуск к реке.
Женщина сошла к воде и осмотрелась. Широкую полоску влажного песка, на которой сегодня еще никто не оставил следов, вяло поглаживал прибой. На мелководье, сверкая чешуей, суетились мальки. Может Квасова на этом месте в тот вечер и купалась, подумала Валентина Васильевна. Дно здесь, вроде, песчаное. Водорослей не видно.
Немного понаблюдав за стайкой рыбешек, она разулась и вошла в воду.
— Черт! — сделав несколько шагов, Рыбакова инстинктивно поджала правую ногу. Отступив в сторону, она завернула рукава рубашки и, наклонившись, достала со дна ракушку. Она была увесистая, с довольно острой кромкой.
— Зараза!
Рыбакова швырнула ракушку подальше в реку и, подняв ногу, внимательно ее осмотрела. Потом она ощупала подошву пальцами — пореза, вроде, не было.
— Черт! — снова воскликнула женщина, но уже радостно. — Как я сразу не поняла!
Она опустила ногу, наклонилась и стала осторожно шарить по дну руками.
— Да их тут видимо — не видимо! — выпрямившись, Валентина Васильевна, разжала мокрые ладони, на которых лежало несколько ракушек разного размера.
Положив ракушки на песок, она сполоснула руки и, торопливо обтерев их носовым платком, достала из заднего кармана шортов мобильный телефон.
— Алло! Павел? Да, это Рыбакова. Вы где сейчас?.. Да, поняла. Можете подъехать на старый пляж?.. Я вам кое-что хочу показать… Да, важно. Через сколько?.. Я подожду.
Рыбакова спрятала телефон в карман и, взяв двумя пальцами кроссовки за задники, прошла на тот участок пляжа, где было удобнее всего купаться.
Песчаный плес еще пустовал: бирючинцы так рано на пляж не ходили, а приезжих в городке в начале июня было пока мало, хотя недавно в интервью областной газете глава местной администрации и рекламировал Бирючинский район как «маленькую Швейцарию». Подавляющее число бирючинцев с ним согласилось: и ландшафт, а главное цены в магазинах и на рынках были здесь действительно «швейцарские».
Валентина Васильевна поставила на песок кроссовки и, сняв шорты и рубашку, аккуратно уложила их сверху. Она вошла по колено в воду, поправила бретельки купальника и, рывком из-за спины выкинув вперед руки, нырнула.
Она не ожидала, что вода будет такой холодной и, снова оказавшись на поверхности, энергично заработала руками и ногами. Без особых усилий она доплыла кролем почти до середины реки и, прекратив грести, стала сбывать по течению. Вода уже не казалась ей ледяной.
Продрейфовав почти до конца пляжа, Валентина Васильевна, перевернулась вниз головой и, сделав несколько сильных гребков, почти вертикально ушла в глубину. Как это обычно делают дети, она коснулась рукой речного дна. Песок покрывал тонкий противный на ощупь слой ила.
Вынырнув, Рыбакова по-собачьи помотала головой. Капли серебристыми бусинами рассыпались по пологим речным волнам. На секунду прикрыв глаза, она ладонью вытерла воду с лица и, откинув назад мокрые пряди волос, быстро поплыла к берегу.
Добравшись до пляжа и нащупав дно, Валентина Васильевна встала на ноги и несколько раз глубоко вздохнула. Пахло холодной речной водой и молодой зеленью.
Выйдя из реки на теплый песок, женщина склонила голову к плечу и, отжав двумя руками волосы, неторопливо направилась к тому месту, где оставила свои вещи.
Посохин был уже там. Он сидел на обрезке доски рядом с ее одеждой и, бросая в реку камешки, наблюдал, как на воде расходятся от них круги. Заметив Валентину Васильевну, полицейский поднялся и отряхнул джинсы.
— Здравствуйте! Как водичка?
— Здравствуйте, Павел! Водичка в самый раз.
— А вы загорели.
— Я купальный сезон открыла еще двадцатого мая.
— Понятно. Ну, чем займемся?
— Пойдемте я вам кое-что покажу.
— Одеваться не будете?
— Нет. Потом. Я не замерзла.
Рыбакова достала из кармана рубашки расческу и зачесала назад мокрые волосы.
— Вам идет, — сказал Посохин.
— Спасибо. Мама, когда в детстве заплетала мне косу, всегда волосы назад зачесывала. Мне тогда это жутко не нравилось. Я казалась себе самой уродливой девочкой на свете. Ужас. Переживала страшно. До сих пор в памяти сидит.
Они прошли к полянке, где в позапрошлый понедельник, по словам Алексея Смазнева, он видел Квасову вместе с тремя мужчинами.
— Здесь тридцатого вечером, накануне того дня как исчезнуть, проводила свободное время госпожа Квасова, — сказала Валентина Васильевна.
— Откуда вы знаете?
— Поведал один человек. По секрету.
— И кто этот человек?
— Неважно.
— Почему неважно? А вдруг он врет?
— Не врет. Я проверила.
— Валентина Васильевна!
— Павел, не нужно возмущаться. Я вас понимаю, но есть некоторые причины, по которым я вам его пока не могу назвать. Надеюсь, немного позже он к вам сам придет.
— Хорошо! Оставим этот вопрос на потом.
— Главное, — продолжила Рыбакова, еще раз обводя взглядом поляну, — погибшая была тут не одна. Здесь в тот вечер находились еще три человека: Аркадий Карманов, Табанин Василий и некто неизвестный.
— Ваську Табанина я хорошо знаю. В конце девяностых он получил два года за воровство. Отбыл полтора. Обычный раздолбай. Карманов приезжий?
— Да, из Москвы.
— Не встречались. Надо будет навести справки. А третий из себя что представлял?
— Его человек не видел за кустами. Даже цвет одежды он не разглядел.
— Значит, поведал вам об этом пикнике мужчина?
— Мужчина. Это я могу вам сказать. — Рыбакова добродушно усмехнулась.
— Все?
— Нет. Квасова держала в руках пластиковый стакан.
— Они бухали что ли?
— Совершенно верно.
Посохин помолчал, обдумывая только что услышанное.
— Неплохо. Очень даже неплохо.
— И это еще не все, Павел Петрович. Смотрите.
Валентина Васильевна спустилась к берегу и показала пальцем на кучку сложенных на песке ракушек.
— Ну, и что? — спросил Посохин, непонимающе глядя на Рыбакову.
— Майор, напрягите извилины!
Посохин упер руки в бока и уставился на горку моллюсков. Валентина Васильевна с ироничной улыбкой смотрела на полицейского.
— Ежиков блиндаж! — развел руками Посохин. — А я думал, что мне эти порезы на ладонях у Квасовой напоминают. Вика моя две недели тому назад ракушкой ногу рассадила. Гуляла с одноклассниками после уроков и залезла в воду. Женушка моя боится даже царапин, так что Посохину-младшую я сам перевязывал.
Наклонившись, он поднял одну из ракушек и осторожно провел пальцем по острой кромке.
— Ну, Васильевна, ну, голова! Что желаете в качестве премии?
— Хороший зеленый чай сгодится. Лучше цейлонский. И, пожалуйста, упакованный не в России.
— Будет!
Майор размахнулся и швырнул ракушку далеко в реку. Когда булькнув, она ушла под воду, он сказал деловым тоном:
— Итак, попробуем воссоздать эпизод погружения.
— Я думаю, Квасова вошла в воду и…
— Поскольку была пьяна, споткнулась и, падая, порезала себе ладошки. Вот так.
Посохин выбросил вперед руки, показывая, как это могло произойти.
— Нет! Насколько я знаю, Квасова почти не пила спиртного.
— Но в тот раз она ведь могла в веселой компании расслабиться и бухануть не по-детски?
— Исключено. Поесть она любила, но хватить лишнего… Я помню, мы как-то вместе оказались в гостях, так она за весь вечер выпила лишь два неполных бокала белого вина. Что-то легкое, французское. Хотя водка была там тоже очень недурная. И коньяк на столе стоял.