— Речь шла о заказном убийстве?
— Ну, у вас это так называется.
— Имя козла Квасова называла?
— Нет. Мы насчет цены не столковались. Я, конечно, на мокруху не собирался подвязываться. Так, хотел ее просто на бабки раскрутить, а потом слинять. Заяву на меня она все равно не стала бы писать. Дело выходило чистое.
— Сколько она предложила?
— Триста кусков. Я сказал, что хочу пятьсот. Она торговаться начала. Я предложил ей перепихнуться, чтобы покрыть часть суммы, если у нее на заказ денег не хватает. После этого она и врезала мне по хлеборезке, лярва!
— Что дальше было?
— Хомяк потом подвалил. Я ей сказал, что мое слово она слышала. Если буду нужен, пусть ищет меня через Табанина. И мы уплыли. А она там осталась, на песочке.
— Какой у вас размер обуви?
— Чего? А, размер. Сорок шестой!
Стасов поднял левую ногу и с гордостью на нее посмотрел.
— Телефон у вас есть?
— Есть.
— Дайте сюда.
— Зачем?
— Дай сюда! Или хочешь здесь на пару дней задержаться?
Стасов протянул Посохину телефон.
— Посидите в коридоре! — приказал майор.
Глава 47
Обогнув очередь, Жарких подошел к окошку регистратуры и, слегка оттеснив плечом потную тетку в крепдешиновом платье, заглянул внутрь. Пожилая медсестра торопливо листала пожелтевшие страницы чьей-то толстой, как роман, медицинской карты.
— Мамаша, один вопрос.
— Куда лезешь, бугай! Ты тут не один! — возмутился кто-то из стоявших в очереди людей.
— Не бугай, а старший лейтенант полиции, — огрызнулся Жарких и, глядя через плечо, миролюбиво пояснил: — Мне только спросить, уважаемые граждане.
— Ага, тут таких лейтенантов до хрена ходит! Мы уже почти час здесь торчим и вперед ни на миллиметр не продвинулись!
— Тихо! Не выражаться в общественном месте. Говорю, мне только один вопрос задать. — Жарких снова просунул голову в окошко. — Мамаша, где можно Самохина Александра найти?
— Завхоза нашего? — спросила пожилая медсестра.
— Да, — кивнул старший лейтенант.
— Налево по коридору, потом налево за угол и до конца прямо. Там увидите табличку.
— По коридору налево от меня или от вас налево?
— От тебя.
— Спасибо! Видите, вы зря переживали, — сказал Жарких, поворачиваясь к очереди лицом. — Мне, правда, надо было только спросить. Еще раз извините — служба!
Старший лейтенант прошел по пахнущему лекарствами коридору, свернул за угол и через три десятка шагов остановился перед выкрашенной белой краской дверью, на которой была прикреплена пластиковая табличка с надписью «завхоз».
Стучаться Жарких не стал. Он взялся за болтающуюся на двух не до конца закрученных шурупах огромную никелированную ручку и открыл дверь.
У зарешеченного окна за столом сидел смазливый мордастый парень в белом халате и что-то писал. На его левой руке золотом сиял огромный хронометр.
Жарких глянул по сторонам. Вся небольшая комната была заставлена стеллажами. На них громоздились оцинкованные и пластмассовые ведра, банки с краской, картонные коробки, а на нижних полках — даже деревянные ящики с гвоздями и шурупами.
— Привет славным работникам здравоохранения!
— Сюда нельзя, — не поднимая головы, строго сказал парень.
— Вы Самохин?
Парень посмотрел на Жарких.
— Что надо?
— Старший лейтенант Жарких, уголовный розыск. Вы Самохин?
— Я, а что?
— Жениться на тебе хочу, — с серьезным лицом пошутил Жарких, доставая удостоверение из нагрудного кармана. — Ты как, согласен?
Самохин непонимающе уставился на старшего лейтенанта.
Жарких подошел к нему и показал раскрытое удостоверение, потом взял стоявший возле стеллажа табурет, и сел перед Самохиным положив руки на стол.
— Вы в позапрошлый понедельник забирали с пляжа гражданина Стасова? Число назвать для полной ясности?
Самохин сделал глотательное движение.
— Забирал.
— Во сколько это было?
Парень задумался.
— В половине десятого.
— Точно?
Самохин снова задумался.
— Может, чуть позже.
— Насколько позже?
— Минут на пять или десять.
— На пляже вы еще кого-нибудь видели, кроме Стасова?
— Баба… Женщина там еще была.
— Как она выглядела? Опишите.
— Полная такая, в коротком халате. Классная грудь. Что еще? Высокая. Под сто восемьдесят, наверное.
Жарких достал из кармана фотографию, где Квасова была снята вместе с дочерью и внучкой, и показал его завхозу.
— Эта?
— Да, которая постарше. Только на фотографии у нее волосы по-другому уложены.
Старший лейтенант, спрятав снимок, кивнул:
— Возможно. Как вы оценили бы ее душевное состояние?
— Не знаю…
— Она была пьяна?
— Вроде нет.
— Какое у нее было выражение лица? Не бойтесь ошибиться.
— Мне показалось, она была чем-то недовольна.
— Ругани между ней и Стасовым вы не слышали?
— Как я мог что-то услышать при работающем моторе?
— А вы его не глушили?
— Нет.
— А в каком состоянии был Стасов?
— Вы про алкоголь?
— И про него.
— Спиртным от него пахло. Еще когда он выпьет, то шутить начинает.
— Он шутил?
— Да. Частушки напевал.
— Какие частушки?
— Обычные частушки. Русский народный рэп. Если вас интересует, попробую вспомнить.
— Давайте.
Чуть помолчав, Самохин без выражения запел вполголоса:
— Можете не продолжать. Вы в лодке были один?
— Нет.
— С кем вы были?
— С девушками.
— Фамилии, адреса.
— Светлана Лавлинская и Галя Мешкова.
Завхоз теперь отвечал на вопросы без долгих раздумий, будто зная, о чем его спросит полицейский через секунду. Жарких не сомневался, что этот сообразительный молодой человек уже изрядно погрел руки на больничном бюджете. И наверняка еще ни разу не попался даже на мелочевке.
— Живут где?
— Света на улице Гагарина, а Галя возле моста, на Якорной.
— Поехали.
— Куда?
— К Гале и Свете.
— Я же на работе!
— А у меня выходной. Поехали. Объясняю свои действия: пока я до твоих телок буду добираться, ты их можешь по телефону предупредить.
— О чем?!
— Обо всем.
— Пожалуйста, если это так необходимо…
Вздохнув, Самохин сложил в стопку лежавшие перед ним бумаги и сунул их в верхний ящик стола. Поднявшись с кресла, он снял неимоверной белизны халат и повесил его на угол стеллажа. Под халатом у завхоза оказались трикотажная небесного цвета рубашка от «Бенеттон» и узкие белые брюки. Ни дать ни взять бизнесмен на отдыхе.
— Пойдемте.
— Приятно иметь дело с разумными людьми! Все прямо на лету схватывают, — заметил Жарких. — Вы, наверное, гольфом увлекаетесь?
— С чего вы взяли?
— Ваш наряд навел меня на такие мысли.
— Что за ерунда!
Самовлюбленность завхоза была так явственна, что не могла не вызывать улыбку у любого здравомыслящего человека. Старший лейтенант входил в их число, но он был еще и слегка желчен, поэтому на его лице появилась улыбка с изрядной долей презрения.
В холле Самохин с начальственным видом подошел к регистрационному окошку и, игнорируя возмущенные возгласы из очереди, сообщил медсестре:
— Николаевна, я уехал по делам. Буду через час.