— Будете?
— На палец, не больше, — ответила Надежда Константинова.
— А вы? — повернулся он к Феликсу.
— Мне гусарскую порцию.
Себя Арехин тоже не обделил.
— С Рождеством!
Часы показывали полночь.
— Пожалуй, переоденусь, — сказала Надежда Константиновна.
— Я провожу вас, — вызвался Феликс.
Ильич и Лев Давидович дышали ровно, цвет лица, насколько можно было судить в свете горного масла, у обоих оставался здоровым. Похоже, действительно обойдется.
Вернулся Феликс.
— Не тревожили? — он кивнул в сторону хода в подвал.
— Нет. Думаю, и не потревожат. Не должны.
Видно было, что Феликс хотел спросить, кто не должен да почему, но — сдержался.
Через четверть часа спустилась и Надежда Константиновна.
Они сидели, изредка обмениваясь малозначащими фразами. К пяти утра очнулся Ильич, спустя час — Лев Давидович. Оба они помнили, что спускались в подвал на зов, а более — ничего.
Феликс рассказал о том, что было дальше.
— Значит, наши хозяева — разбойники? — Ильич стоял посреди зала, а Надежда Константиновна очищала его от ленты той же салфеткой. Бутылка бренди, правда, была уже третьей. — И вы убили Вальтера? — обратился он к Арехину.
— Я стрелял в Вальтера, — уточнил Арехин.
— А товарищ Валентин мертв?
— Мертвее не бывает, — подтвердил Феликс.
— Да… Обращаться в полицию нам крайне нежелательно. Но что делать, что делать…
И тут в зал вошла Лотта.
— Вы встречали Рождество? Как мило! А я немножко приболела. Вальтер же уехал в Цюрих, срочные дела. Мне очень жаль, но, боюсь, гостиницу придется закрыть дня на три, на четыре. — И она прошла на кухню.
— Она пришла снаружи, — шепотом сказал Феликс.
— Кто их знает, местные подземелья, — пробормотал Арехин.
— Очевидно, нам предлагают похоронить случившееся. Забыть. Вернуться на исходные позиции, — заключил Владимир Ильич.
— В данной ситуации это приемлемо. — Лев Давидович очищал себя сам. Винный дух стоял — хоть топор вешай.
— Ваше мнение? — Ильич повернулся к Арехину.
— Здесь убивают, — ответил Арехин. — Годами. Возможно, веками.
— И вы, как странствующий рыцарь, хотите в одиночку все переменить?
— Нет. В одиночку — нет. Не потому, что не хочу. Не получится. Тут все глубже, чем кажется на первый взгляд. И на второй. Глубже во всех смыслах.
— Иными словами, вы согласны с тем, что в сложившейся ситуации следует поступиться личными амбициями во имя главного дела? — Лев Давидович закончил чистку и бросил салфетку на пол.
— Я согласен, что вам следует отсюда выбраться, и поскорее. Да и мне тоже.
— А Валентин? Мы оставим Валентина в подземелье? — спросила Надежда Константиновна.
Арехин посмотрел на нее. Похоже, память потихоньку возвращается.
— Не уверен, что в той камере остались какие-либо следы. Зато уверен, что спускаться нам туда не стоит. У вас есть еще патроны, Феликс Эдмундович?
— Нет. Только те, что в пистолете. Но ведь Лотта…
— И Лотта, и Вальтер — это вершки. Мы ничего не знаем о размерах подземелья. И о том, что в нем происходит. Ведь не Лотта и не Вальтер превратили вашего товарища в то, что мы видели.
— Кто же тогда?
— Чтобы это узнать, требуется послать в подземелье целый отряд храбрецов, с фонарями и пулеметами. Глядишь, кто-нибудь и вернулся б, рассказал. Но никто бы ему не поверил.
— Отряду хорошо вооруженных храбрецов мы найдем лучшее применение, — проворчал Лев Давидович.
Залаяла бульдожка. В холл вошел возница.
— Я слышал, господа собираются в Майринген?
— Господа собираются, — подтвердила появившаяся из кухни Лотта.
Спустя два часа они впятером сидели в привокзальной кофейне, пили кофе по-венски, а перед Арехиным и Надеждой Константиновной были еще и пирожные «безе».
— Что вы собираетесь делать? — спросила Арехина Надежда Константиновна.
— Вернусь в Россию.
— А в России?
— Буду учиться. Потом найду работу. Или она найдет меня.
— Полагаетесь на случай?
— Считаю, что жизнь сложнее наших представлений о ней.
Готовишься к одному, а случается порой совсем другое.
— Случается и третье, — сказал Ильич. — А пока учитесь, учение — дело нужное.
Остальные молча кивнули, словно знали нечто, Арехину пока недоступное.
Впрочем, он тоже знал нечто, недоступное им. Лучше бы ему этого не знать, но тут уж ничего не поделаешь.
А в Майринген он еще вернется. Когда-нибудь.
Ирина Станковская
СКОЛЬЗКИЙ ДЖОННИ
Погода в тот осенний день выдалась на редкость дождливой и промозглой. Туман окутал землю белесой пеленой, а в фабричных районах копоть и дым окрашивали его в грязно-желтый цвет и наполняли воздух неприятными запахами. Частный детектив Бэзил Хитвуд инстинктивно поежился под добротным плащом из тонкой шерсти и прислушался. Вязкую тишину то и дело нарушали неритмичные звуки стекающих с крыш капель. Недавний дождь прибил к земле грязь и пыль, но не принес свежести. Туман сгущался, уплотнялся и, казалось, норовил забраться в рот и нос, как влажное безвкусное желе. Хотелось поскорее выбраться на чистый воздух и как следует отдышаться.
— Черри, Черри! — позвал Бэзил сквозь непроницаемую для взгляда завесу. Но не услышал дробного топотка собачьих лап по мокрой мостовой.
Детектив поудобней перехватил трость и три раза постучал о землю условным сигналом. Пес не отозвался.
— Черри, Черри, — сказал Бэзил в пространство, — куда же ты подевался, глупыш?!
Впереди раздался топот копыт и натужный скрип, из тумана выдвинулась лошадиная фигура, за которой вырисовывались очертания телеги.
— Простите, не пробегал ли мимо вас бульдог? — с надеждой обратился детектив к закутанному в какое-то тряпье вознице.
— Что же тут увидишь, — буркнул тот в ответ, — вы бы поосторожней, сэр, здесь узкая улица. Хорошо, моя старушка знает дорогу, а то бы я и не сунулся никуда в такую скверную погоду!
Бэзил поблагодарил и, провожая взглядом растворяющуюся вдали повозку, почувствовал нечто странное: ему почудилось, что кто-то смотрит на него из-под прикрывающей груз мешковины.
Списав это ощущение на проделки тумана, Бэзил вернулся к поискам. Он неторопливо шел по улице, нащупывая тростью путь, и продолжал время от времени звать собаку.
— Черри, Черри!
Вскоре он заблудился и страшно обрадовался, услышав человеческий голос.
— Ну, я — Черри! — говорили хрипло, как будто простуженно.
Возникший из тумана силуэт приблизился и оказался среднего роста женщиной. Она вскинула голову, отмокшие поля ее шляпки приподнялись, и Бэзил увидел вульгарно накрашенное лицо и уныло свисающие вдоль щек paзвившиеся локоны. Он нс отшатнулся от неприятной особы, а даже слегка поклонился и улыбнулся ей.
— Я ищу собаку, леди! Бульдога по имени Черри.
— А, а я думала, вы тут по делу, — незнакомка скорчила разочарованную гримаску, — собаку-то можно и потом поискать. Как вам такой расклад? Меня, кстати, и впрямь Черити зовут.
Она подмигнула Бэзилу и закашлялась. Кашель у женщины был нехороший, хотелось взять ее за руку и отвести к врачу.
— Вам не следует гулять в такую погоду, — сказал детектив и покраснел, поняв, что сморозил глупость.
— Ну-ну, — хмыкнула женщина, — за красивые глаза, знаете, денег не дают!
Бэзил снял перчатку и сунул руку под плащ. Во внутреннем кармане болталось несколько монеток. Он выбрал пару шиллингов и положил деньги в холодную щупленькую лапку.
— Я пошутила, — сказала женщина, — у меня ваша собака, я сразу поняла, что она дорогая и ее будут искать. Уже давно здесь брожу. Только позвать не могу. Представьте, если б я ходила и орала во всю глотку: «Эй, кто собаку потерял!» — всех клиентов бы распугала.
— Спасибо вам, — искренне поблагодарил Бэзил, — пойдемте, покажете, где мой Черри.