Но отступать Сахемхет не хотел. Он подтащил все оборудование к почти засыпанной щели в дверном проеме, за которым находилась библиотека. С трудом протиснув все внутрь, юноша оказался в большой комнате со стеллажами до потолка и каменным «прибором» в центре. Все было так, как описывалось в дневнике дедушки. На пустой стене напротив входа копотью от масляного светильника чернела иероглифическая надпись, оставленная Птаххетепом, которую юноша перевел как «Принц Сахемхет, если ты стоишь здесь без меня, значит, у меня получилось спасти тебя от гнева сумасшедшего брата, отнявшего трон, оставленный фараоном Ка Оф Шепсисом (Шепсескафом) своему младшему сыну – тебе! Не имеет значения, что будет со мной. Главное, ты! Выброси из головы этот непонятный язык, не живи прошлым, не оплакивай меня и своих родных. Живи будущим. Продолжи свой род, сохрани родной язык и веру в другом мире. Люби, будь любимым и счастливым. Здравствуй и живи долгие годы, мой господин! Твой преданный слуга и учитель Птаххетеп». А рядом была надпись такими же знаками, только нацарапанная острым камнем: «Я следую твоим словам, мой учитель Птаххетеп. Будущее важнее прошлого, но прошлое создает будущее. Владыка Обеих Земель Сахемхет Неферефкара Хор Ахет».
Переписка сквозь тысячелетия учителя и ученика растрогала юношу до слез. Он будто слышал голоса старого библиотекаря и маленького принца, стоявших в этой комнате. Каждое написанное ими слово впечатывалось в его сознание, отдавалось гулким эхом любви и потери. «Будущее важнее прошлого, но прошлое создает будущее – вот что станет основой моей жизни, – решил Аджари-Карнарвон младший. – Сахемхет Второй станет новым Главой Службы древностей, новым фараоном Древнего Египта, и, не важно, сколько времени и сил это отнимет».
Выдохнув и отогнав философские размышления, «искатель» хотел приняться за работу, но его внимание переключил на себя «проигрыватель дисков». Юноша провел ладонями по каменному кубическому основанию. С его губ сорвался стон восхищения: пальцы скользили по идеально гладкой поверхности, не ощущая ни острых сколов, ни выщерблин. Сахемхет отнес бы камень по минеральному составу к разновидности серого гранита, только вот серого полевого шпата в нем не оказалось, тот был молочного цвета, отчего вся глыба по виду больше напоминала кусок кварца, чем гранита. На четырех фигурках, находившихся по бокам, лежала тонкая плита с невысокой каймой из темного камня, похожего на отполированный базальт, на котором лежали белые мельчайшие кристаллы кварца. Все использованные в «плеере» материалы прекрасно проводили статическое электричество, вызываемое трением между диском и верхней стороной куба с каменным штырем в центре.
Теперь молодого человека заинтересовали стеллажи с дисками. На каменных полках стояли диски, не меньше трех на каждой, но и не больше десяти. Под полкой были выбиты символы, напоминавшие бирки в хранилище документов. Отфотографировав стеллажи так, чтобы надписи хорошо читались, Сахемхет собрал подставку и разместил фотоаппарат над «плеером». Поднялся по стеллажу на верх, закрепил крюки. Диски с самой верхней полки он снял в том же порядке, как они лежали, уложил в рюкзак, спустился вниз. «Не меньше десяти метров», – прикинул юноша высоту комнаты.
Первый диск лег на штырь. Покрутив его, Сахемхет увидел, как песок собирается не в знакомые знаки Древних, а в прямые линии, соединяющиеся друг с другом под разными углами. Чертеж, но чего? Времени на решение не было – сотни дисков ждали на полках. Но как разделить полки? Ответ пришел внезапно: писать «бирки» прямо на кварце и делать фотографию, затем снимать информацию с носителей. Смахнув рукой песок, он начертил пальцем символы, сфотографировал, покрутил диск, снова нажал на кнопку съемки.
Сахемхет поднимался и спускался с дисками, совершенно не чувствуя усталости. Его гипотеза подтвердилась: на первых дисках слева были чертежи, остальные содержали текстовую информацию и части схем.
Вернув обратно на полку последний из считанных четыреста восьмидесяти шести дисков, Аджари-Карнарвон младший опустился на песок и, обхватив колени руками, сосредоточил взгляд на надписи на стене. Но думал он совсем о другом: почему не хотелось спать и не было запаха свежести; эта «гадость» выветрилась за сотню лет или сказался иммунитет; куда исчезли усталость и голод?.. Так и не найдя ответы, Сахемхет поднялся, разобрал подставку, сделал последние снимки стены с перепиской и стал собирать ящики. Диски брать не стал – такого «добра» хватало и дома, и в музее. Без «плеера» они были всего лишь плоскими кусками камня.