— Возможности чего?
— Иметь часть информации, додумать остальное и надеяться на лучшее. Разве не этим занимаются гриффиндорцы?
— Ну а слизеринцы походу сначала с этого смеются, а потом, когда у них заканчиваются какие-либо идеи, они с радостью хватаются за этот план.
— Заметь, что все остальные варианты слегка исчерпаны. И я бы не сказал, что с радостью делаю хоть что-нибудь.
— Это бы сделало все менее утомительным. Ну же, Малфой, — сказала Гермиона, широко улыбаясь, — можешь спеть и сплясать. Можешь использовать цилиндр и трость. Блестки или конфетти. — Представив все это, она рассмеялась. — Нет?
— Обычно, если кто-то и представляет меня у себя в голове, я либо мертв, либо обнажен. Я…
Она закатила глаза.
— Это не обязательно всегда только любовь или ненависть, Малфой. Иногда — просто унижение.
Он изогнул бровь.
— Не обязательно любить кого-то, чтобы хотеть увидеть его обнаженным.
Когда взгляд Малфоя не дрогнул, Гермиона опустила глаза и почувствовала, как опалило жаром кончики ушей. Она перевернула страницу в книге, хотя еще не дочитала предыдущую.
— Не забивай мне этим голову. Есть вероятность, что видения все еще подпитываются страхом.
— Уверен, это разрушит девственность твоего подсознания.
Она фыркнула.
— Едва мое подсознание можно назвать девственным, я… — она подняла глаза, надеясь, что он не представил себе то, что она подумала, он мог представить, но его ухмылка разрушила все надежды.
— Серьезно? — протянул он, весь его вид выражал удовольствие. — Ты представляешь, какие трусы на Уизли, или же как сосешься с кем-то случайным в каморке с метлами, перебрав сливочного пива? — Он смотрел на нее задумчиво, перекатывая палочку между пальцами, а потом слегка понизил голос и продолжил: — Или же у тебя более пошлые фантазии? Ты представляешь…
— Почему ты так интересуешься моими фантазиями? — спросила она своим самым строгим тоном и подняла книгу к лицу, пытаясь спрятать румянец на щеках.
Пристальность его взгляда заставляла ее нервничать, а она ненавидела, когда от нервов в желудке все переворачивалось.
— Если я и фантазирую о чем-то, что не значит, что не фантазирую. Или наоборот фантазирую. Короче…
— Грейнджер, нет ничего плохого в фантазиях. Возможно, если бы ты им предавалась, ты бы не была такой бескомпромиссной.
— Пф-ф, ты как… дуб-альбинос. Жесткий и холодный, упрямый и… колючий. И ты можешь привлекать издалека, но ни одно животное не пройдет рядом с тобой, потому что знает, что что-то не так с дубом-альбиносом. Потому что его окружают каменные стены и замерзшее озеро. Улыбка похожа на треснувший лед. Ты думаешь, вот она — весна, а потом просто падаешь в смертоносную воду. И там полно змей. Полно.
Она подождала несколько секунд, чтобы убедиться, что жар отхлынул от лица, и опустила книгу на стол. Она задержала взгляд на Малфое и заметила, что он смотрит в ответ, а потом стала перебирать листы пергамента.
— Движения змей слишком плавные для твоего изобилия бескомпромиссных метафор.
— Да, как и твоя походка, вся… как этот… со своими… текучая и похожая на хищника, который укусит тебя, проглотит тебя целиком или отравит своим ядом.
В комнате на мгновение повисла тишина.
— Психическое расстройство началось до или после видений?
— Я найду причину, чтобы пронзить тебя пером, если не замолчишь, так что продолжай нести чушь.
— Пожалуй, все-таки до. Ты дружишь…
— Оно очень острое. Мне совсем не сложно будет пронзить тебя.
========== Глава 11 ==========
— Вчера в моей комнате появилась мертвая девушка, и я не смог убрать ее из своей кровати.
Их с Малфоем спор закончился с появлением Джастина, и это было досадно, потому что она как раз собиралась доказать свою правоту в теории о смерти. Хотя нет, не досадно, решила она, посмотрев на пустой пергамент. Уже минут тридцать прошло, как она достала его из сумки, и почти все это время они потратили впустую. Теперь подобное происходило часто — такими темпами, они до конца семестра не найдут ответа.
Малфой показал себя хорошим собеседником, но только тогда, когда не приплетал личное. По ее мнению, он мог считаться таковым, потому что постоянно ей возражал. Она не знала, почему, находясь с ним рядом, она не могла перестать говорить, но сравнивала его мышление с книгой. А читать она очень любила.
Вскинув брови, Малфой посмотрел на Джастина и выкинул руку, чтобы схватить чернильницу, когда Джастин чуть не смахнул ее своей сумкой.
— Такое следует держать при себе.
Джастин плюхнулся на стул, поставил локти на стол и опустил голову на руки.
— У нее был вспорот живот, повсюду была кровь. Я проснулся от того, что она трогала мое лицо и не переставала говорить со мной на непонятном языке.
Гермиона похлопала его по руке.
— Наверное, это было ужасно.
Он кивнул.
— Я закрылся в туалете и просидел там два часа, и теперь все сокурсники постоянно шутят про зелья для правильного опорожнения кишечника.
— Эту информацию тебе также стоит держать при себе.
— И все же я нашел кое-что положительное, — сказал Джастин и потянулся, чтобы достать что-то из сумки. — Помните руну, обрамленную в квадрат? Это означает границы. Границы либо… для того, чтобы зелье не вышло за эти границы, чтобы поймать что-то, либо, если используется с другой руной, чтобы держать магию заклинания внутри границ этого заклинания.
Джастин начал водить пальцем по страницам книги, и Гермионе пришлось положить руки на колени, чтобы удержаться и не выхватить ее.
— Почему кому-то понадобилось ограничить заклинание только Хогвартсом, когда возможно распространить его. Только если этот кто-то хотел, чтобы школа закрылась, или… Хотя нет, оно же только на нас действует.
— В этом нет смысла. Значит, скорее всего, руна была использована для другого, — сказал Малфой.
Гермиона нахмурилась.
— Меня кое-что во всем этом беспокоит.
— Меня беспокоит, что ты, говоря это, не называешь по итогу саму проблему.
Она окинула Малфоя сердитым взглядом, и начала рыться в своих бумагах и раскладывать их на столе. Схватила лист, на котором они попытались изобразить те руны, которые лучше всего запомнили, и положила в центр стола.
— В связке с этими рунами получается защитное заклинание. Ну, или сама руна, как компонент, находится под защитой.
Нахмурившись, Малфой прижал пальцами пергамент и притянул к себе. Он внимательно на него посмотрел, его глаза бегали по линиям.
— Возможно, они защищали себя.
— Разве это не распространилось бы по всей школе? — спросил Джастин. — Они защищали всех, кроме нас?
— Нет, с этим типом магии такое невозможно, к тому же с использованием крови. Заклинание должно было бы быть создано специально для нас, с защитными чарами, прописанными специально для них. Невозможно сделать все и сразу с каким-то определенным исключением, только если это не два разных заклинания…
— В таком случае они бы противодействовали друг другу, — поддержал Малфой.
— Это как болезнь, — продолжила Гермиона в ответ на непонимающий взгляд Джастина. — Если выпиваешь зелье, которое предназначенное для защиты всего тела от… скажем, змеиного яда, никому после не удастся ввести тебе этот яд и заставить его работать. Более того, нельзя заставить его сработать только на… руку, или ногу, или легкие. Другие зелья с другими магическими веществами в основе — да, но не это.
— Защитное заклинание, скорее всего, было вторым, но оно должно было быть сделано специально для них. Но вот руна границ находится слишком далеко от них, чтобы работать в связке.
— Мы не посмотрели на стену за нашими спинами, — сказала Гермиона. — Мы все до нее дотрагивались, но ни разу ее не осветили. Как и пол. Возможно, они замкнули рисунок, используя еще одну руну позади или же круговые пентаграммы на полу.
— Мы что-то упускаем, — сказал Джастин. — Если злая часть заклинания была направлена только на нас, и это мы понимаем, потому что вся школа не сходит с ума, зачем вообще тогда ставить защитное заклинание? Им и так ничего не должно было навредить.