До сегодняшнего дня Гермиона не понимала, насколько Малфой расслабился рядом с ними.
Он все еще был равнодушным и непроницаемым, но враждебность исчезла.
Иногда он забывал дергать себя за волосы, нависать над столом, или бормотать что-то себе под нос.
Она научилась смеяться многому из того, что он говорил — искренне, а не из-за неверия или вынужденно, что предшествовало злобным взглядам. Малфой на самом деле мог быть смешным, он был умным, и ей нравилось что-нибудь с ним обсуждать. Пять раз она видела, как он искренне улыбался, однажды усмехался, и трижды смеялся во всю — сюда не входили те случаи, когда он смеялся над ней, и которые она предпочла бы не вспоминать.
Это было… очень странно.
Теперь же, он наоборот был закрыт, как и в самом начале. Он был напряжен, отстранен и зол. Ей казалось, стоит хлопнуть его по лбу, он и глазом не моргнет. Но идея была очень заманчивой.
— Если ты не перестанешь смотреть на меня со своей маниакальной ухмылкой, я закрою тебе рот заклинанием.
— И узнаешь, как я хороша в ответных заклинаниях.
Гермиона замолчала, ожидая резкий ответ, но ничего не последовало. Ее это разочаровало. Наверное, она мазохистка.
— Это нормальное явление, — прошептал Джастин, слегка кивнув в направлении нее и Малфоя. — Но… короче, вот поэтому мы думаем, что защитные заклинания сработают. О, а у нас есть пергамент с рунами? Большинство мы разгадали, но как я уже сказал, части некоторых были утеряны.
Гермиона точно знала, что он лежит в сумке Малфоя, но он даже не дернулся, чтобы его достать.
— Серьезно, Малфой? Ну сколько раз я должна повторять, что она прошла проверку? Она даже во всех подробностях расписала это нечто-подобное-на-черного-волка в твоей ванной, и я ни слова ей не говорила. И про того, кто путешествует через стены.
Малфой повернул голову в ее сторону и бросил надменный взгляд с высоты своего роста.
Она закатила глаза и села на стул рядом с ним. Протянула руку и взмахнула пальцами.
— Если мы не доверяем друг другу, то у нас проблема. Потому что мы никому другому больше не можем доверять.
— Можем подождать следующего раза, — тихо сказала Падма.
— Если ей хочется их увидеть, она сама может пройти через стену и посмотреть.
— Это единственный вариант, который заставит тебя мне поверить? — спросила Гермиона. — Я хоть раз врала тебе за все это… Ладно, врала о чем-то по-настоящему важном?
Малфой поджал губы.
— Я не собираюсь снова с тобой об этом спорить.
— А мне казалось, Малфой, тебе нравится со мной спорить. Или же тебе просто нравится…
— Мне не нужно смотреть на руны, — сказала Падма. — Я поверю, что вы правы. Но если вам нужна моя помощь с…
— Ты хочешь, чтобы она прошла через стену? Ты перестанешь вести себя как кретин, если стена ее пропустит?
— Ой, а я разве не всегда веду себя как кретин?
— Хорошо. Как еще больший кретин.
— Не останавливайся, Грейнджер. Ты почти меня ранила.
— О да, еще совсем чуть-чуть.
— Просто пройди через стену. Сколько сейчас времени? Малфой, ты пойдешь вместе… Ладно, сочту это за «нет».
Малфой бросал на Джастина взгляд, обещающий тому смерть каждый раз, когда тот был близок к тому, чтобы рассказать Падме что-то личное. На самом деле, не было в этом ничего личного, но Гермионе пришлось поломать голову, чтобы самой узнать про комендантский час и портключи. Она также полагала, что Малфой сделает все, чтобы не позволить кому-то застать его в уязвимости сна. Должно быть, ей и Джастину он в какой-то степени доверял, но не то чтобы у него был выбор. И все же, Падма ничего бы не сделала. Вряд ли бы она наблюдала за ним во сне, как это делала Гермиона раз или два… ну или чаще. Что было за гранью того, что Гермиона или Джастин когда-либо себе позволяли.
— Ох, хорошо, значит… вот заклинание, которое будем использовать для защитных кругов, — сказал Джастин и пододвинул книгу к Падме. — Думаю, стоит начать вот с этой руны. Полагаю, мы будем смешивать кровь? — он посмотрел сначала на Малфоя, а потом перевел взгляд на Гермиону.
— Получится много крови.
— Руны будут маленькими, — сказала Гермиона. — Настолько маленькими, насколько возможно, чтобы не помешать заклинанию сработать.
— А никто не заметит силу магии? — спросила Падма. — Она ограничена, но…
— Охранные заклинания Хогвартса реагируют, только если кто-то пытается воздействовать непосредственно на них. Я сомневаюсь, что они зафиксируют даже темную магию, учитывая все, что произошло здесь в прошлом.
— Да и студенты могут напортачить и случайно произнести темное заклинание, — сказал Джастин. Он выглядел виноватым, поэтому Падма бросила на него слишком любопытный взгляд, хоть и не бросилась в расспросы, меняя тему столь важного обсуждения.
— Думаю, нам нужно обсудить место, — быстро сказала Гермиона.
— Наши спальни, — пожал Джастин плечами. — У нас же у всех есть личные, ведь так?
— Я делю ее с Полумной, — сказала Падма. — У нас больше второгодок… то есть семикурсников. К тому же заклинание может как-то спутать защитные чары на спальнях девочек, предотвращающее проход туда парней.
— Оно наложено на вход, а не на сами общежития, — сказал Малфой.
Гермиона вскинула бровь и посмотрела на него.
— Часто бывал в девичьих спальнях?
Малфой отзеркалил ее выражение лица.
— Не знай я, насколько строго ты соблюдаешь правила перед тем, как нарушить большинство из них, я бы подумал, что ты ревнуешь.
Она возмутилась, чувствуя, как к лицу приливает жар.
— К чему? Мне хватает своих видений, спасибо. Других кошмаров мне не нужно.
Он вскинул брови и на мгновение потерял маску невозмутимости, дернув уголком рта.
— Считаешь Уизли настолько неумелым? Он оставлял тебя неудовлетворенной, Грейнджер?
Она хмыкнула, ее глаза расширились.
— Я не… я говорила о тебе! Даже если я и могла представить нечто подобное. Но уверяю, я так не делаю, потому что не могу даже представить, зачем мне это представлять, и даже намерений у меня нет, хотя бы на секунду представить тебя или подумать о тебе в таком свете. Очевидно же. Но если бы я и представила, уверена, что у меня бы после были кошмары. Так что нет, я точно не ревную. А если ты допускаешь это, то ты идиот. Никого не знаю, кто бы… Кошмары. Мрак. Жуть. Ужасно.
Малфой выглядел рассерженным, и хотя не смотрел на нее так, был близок к этому. В его взгляде было что-то темное, что она не могла понять.
— Грейнджер, возможно, ты бы и кричала. Но уверяю, вовсе не от ужаса.
Гермионе потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о чем он, после чего у нее отвисла челюсть, а щеки залились румянцем. Ее губы беззвучно произносили нечто похожее на «Что… э-э… я… ты… это… что…», взгляд же Малфоя не изменился.
В ошеломленной тишине собственного разума она едва могла зацепиться за какую-нибудь мысль. Она разрывалась между тем, что не могла и тем, что не хотела анализировать. Ей хотелось забыть о том, что это вообще произошло, или же как-то его оскорбить. Она была похожа на покрасневшую изумленную идиотку, и внезапно поняла, почему этот его взгляд заставил все в ее желудке перевернуться. Он не имел права смотреть на нее так, с чем-то… чем-то… злым, раздражающим, надменным, заискивающим, самодовольным, невыносимым…
— Так, я думаю, что стоит поместить…
— Ш-ш-ш, — прошипела Падма.
— Что? — Джастин оглянулся, а потом в недоумении посмотрел на Падму. — Думаю, что один из кругов стоит поместить в этом проходе.
Малфой, наконец, оторвал взгляд от Гермионы, и у нее перехватило дыхание.
— Какой проход? — спросил он.
Он что, ухмыляется? Она могла поклясться, что видела, как слегка приподнялись уголки его рта, чего не было за секунду до этого. Вообще-то, он вышел за рамки допустимого, а теперь ухмыляется, потому что это выбивает ее из колеи. У нее появилось внезапное желание проткнуть его пером.