ЗАвтра отпущу...
Всё чаще гоню мысли о Локвуде. Чтобы не искушать себя, даже шнур из телевизора выдернула. Не буду смотреть! Потому что знаю, меня сломает то, что увижу. Совсем скоро должна состояться инаугурация. На ней он обязан появится с женой. Вполне может быть, что я уже разведена, свободна, как ветер. А он женат на той блондинке с десятым размером груди.
Кружка какао приятно греет заледеневшие руки. Сердце срывается и тарабанит в груди, а потом резко замолкает. И тогда мне кажется, что вот он родимый инфаркт. Но нет. Дышу. Хватаю рвано кислород, который пропитан ядом. Отравлен моим предательством и трусостью. Паршивое чувство. Я готова свернуть горы ради родных. Уверенна, на сто процентов, смогла бы и убить. Но не его.
Сжимаю телефон. Пластик корпуса противно скрипит в руках. Сегодня впервые не выдержала. Залезла в интернет. А всё потому, что услышала разговор соседки по лестничной площадке.
-Ой, Машка, - отмахивается Петровна от подруги. Плетусь за ними по лестнице. Закатываю глаза. Хочу в квартиру, спрятаться. Не слушать пустой треп. – Ты вообще видела его?
-Конечно. Мне ж дети вон какой телевизор придарили, - гордостью наполняют каждое слово. Улыбаюсь.
-Говорю тебе, шпион он, - Петровна плещет в руки.
-Да чей же?
-Да хоть наш. Мать-то у него русская была, упокой её душу. А отец американец.
-Та ты чё! – удивляется. А я напрягаюсь. Слушаю.
-Говорю тебе. Сейчас говорят готовится к этой, как её ирагунации.
-Инаугурации, - поправляет.
-Ага. Слышала еще по телевизору говорили, он своего отца в тюрьму посадил. Представляешь!?
От услышанного спотыкаюсь на ступеньке. Пакет с продуктами падает и содержимое вываливается. Соседки поворачиваются.
-Ой, Радочка! – причитает тёть Маша. Бросается на помощь, но меня аккуратно поднимают мужские руки и отставляют. Демид быстро собирает продукты. – Не убилась, деточка?
-Нет, - прорываю спазм сдавивший горло. Стопорю Петровну – Тёть Поль, а о ком вы речь вели?
-О, еще одна не образованная! – ехидничает. – Так об американце этом, которого избрали.
Автоматически забираю у Демида пакеты и иду. Посадил отца? За что? Нет, он тот еще мудак. Как вспомню, так вздрогну. Но я думала, он ищет точки соприкосновения. Наладить отношения с сыном. Значит, ошиблась. Локвуд не простил отца. А значит и меня не простит.
Категоричный, холодный, любимый…
Зайдя домой, кинула пакеты у входа. На автопилоте сварила какао и села на большой подоконник.
-Ты находка для киллера, Рада, - как-то сказала Яра, увидев меня сидящей здесь.
Сейчас всё равно. Смотрю на заснеженный город и вспоминаю его. Просто слегка прикрываю веки и лицо моментально вырисовывает сознание.
Загляну на секунду в интернет. Просто гляну. Зайду на официальный сайт США. Просто посмотрю. Даже не на него, а пролистаю новости. Даже фото рассматривать не буду.
Но лишь стоило себя убедить в этом, как тело мгновенно среагировало. Руки затряслись, а сердце задолбило ребра. Официальные новости скудны. Планы, планы, планы…
Алан Локвуд. Значилось под фото. На нем он сидит у себя в офисе в кабинете. Собранный, отстраненный. Красивый. Одет, как обычно в дизайнерский костюм. А глаза…пустые…
Провела пальчиком по экрану, убирая какую-то мокрую каплю. Всхлипнула. Размякла ты, Рада.
Дальше шла статья «Вашингтон пост».
-Мистер Локвуд, в последнее время вы всё чаще появляетесь один на политических мероприятиях. Где ваша жена, миссис Радомира Локвуд?
-Отсутствует.
Единственное слово, пресекающее дальнейшие вопросы. Глотаю, глотаю противный ком. Он раздирает горло внутри. Выталкивает влагу сквозь глаза. Задыхаюсь. С силой сжимаю телефон. В немом крике открываю рот. Как больно. Отчего же так сильно?
«Отсутствует». Будто и не было. Вычеркнул. Даже говорить обо мне не желает.
Клинком впечатываются буквы в сердце. Всхлипываю, не хватает воздуха. Рукой держусь за горло, будто могу снаружи протолкнуть ком перекрывающий проход. Душит, давит.
Срываюсь.
Немой крик переходит в рёв.
Многолетняя боль усиленная чувствами, выплескивается наружу. Слёзы беспрепятственно, ручьями стекают по лицу. Всё! Не могу!
Не хочу сдерживаться! Пусть будет больно. Пусть я умру от разъедающей боли. Я заслуживаю этого.
Ставлю чашку с не выпитым какао. Тру щеки. Закрываю глаза и вижу его. Волна отчаяния накатывает неожиданно резко. Сметает оставшиеся крохи силы. Сваливаюсь с подоконника, ударяю ногой. Но эта боль ничто в сравнение с той, что в душе.
Плачу. Горько, до икоты, до пелены в глазах, до единственного слова. «Почему?»
Вздрагиваю, когда срабатывает таймер на телевизоре. Подключила многим позже. Но не кабельное телевидение, а просто флэшку с одним мультиком. Каждый день я прихожу домой в одно и то же время. Телевизор включается автоматически. На экране загорается голубая заставка с замком. И знакомые семь букв расплываются по экрану.