— Куда поближе, — указываю на первую попавшуюся дверь. Он кивает. Отставляет тарелку на покосившуюся тумбу, подхватывает меня на руки и заносит в музыкальный зал. Прячу нос у Марата на шее. Ловлю себя на том, что хочу его запахом, им изнутри пропитаться. И хоть так утолить проснувшийся всепоглощающий голод. В комнате тихо. Поэтому надсадные звуки моего дыхания невозможно скрыть. Он прекрасно понимает, какие чувства во мне пробуждает.
— Нужно включить свет.
Марат осторожно опускает меня на пол. Но меня все равно ведет, голова кругом… Чтобы устоять, хватаюсь за мебель и случайно ударяю по клавишам стоящего у стены фортепиано.
— Черт! — ругаюсь. Марат тихо смеется.
— Где-то тут выключатель, — шепчу, ощущая странное, давно забытое чувство смущения.
— Не надо света.
— Темно ведь, — вздыхаю.
— Если ты откроешь глаза, то сможешь убедиться, что света с улицы вполне достаточно. Романтика, ну!
Медленно поднимаю ресницы. А ведь я и впрямь все это время стояла, зажмурившись, как малолетка, на которую, наконец, обратил внимание самый популярный в округе мальчик. Блин. Неловко-то как. По живому…
— Присаживайся. Я сейчас принесу наш ужин.
Марат уходит, я падаю в скрипучее кресло. Колени подкашиваются, но я вынуждена признать, что моя больная нога тут совсем ни при чем.
— А вот и я. — Марат пододвигает стул и ставит между нами тарелку. — Ешь! И рассказывай.
Послушно беру ножку. Пахнет мясо просто божественно. Я это еще в первый раз оценила. Откусываю, с губ срывается стон удовольствия. Уж не знаю, как ему удалось разбудить мой аппетит.
— Что рассказывать-то? М-м-м, — закатываю глаза.
— Тебя тут голодом морили, что ли? — ведет пальцами по моей щеке. Я нервно сглатываю.
— Нет. Просто не было аппетита.
— Почему?
— У меня сейчас не самый лучший период в жизни. Я, собственно, поэтому сюда и приехала.
— А я думал, ты приехала сюда потому, что руководишь пикетом против сноса лагеря.
— Да нет, что ты. Здесь и не надо какого-то руководства. Вот координатор, да. Потому как то густо у нас, то пусто. Среди недели особенно сложно. Все работают. Разъезжаются по домам.
— А девочек разве не ты позвала? — Удивляется. — Этих… Блогерш, которые подняли шум.
— Ну как позвала? Написала о том, что происходит, у себя в соцсетях, понимая, что эти ни за что не упустят возможности засветиться. Девочки — модели. А сложившаяся ситуация для них — хороший фон.
— Так вот оно что. Значит, и ты модель?
— В далеком прошлом.
— А в настоящем?
Вот о чем мне не хотелось бы говорить.
— В настоящем я помогаю Сергеевне. Это заведующая интернатом. Потрясающая женщина. Работать-то сюда особенно не идут, вот она и тащит на себе все сама. В летний период особенно сложно, потому как отпуска.
— Значит, ты помогаешь детишкам?
— Или они мне, — пожимаю плечами, — это же фантастика, как они…
— Что?
— Как они готовы прощать тебе все что угодно, принимать тебя со всеми твоими тараканами и заморочками, быть полностью и абсолютно на твоей стороне, бескорыстно, щедро, по-царски. Даже не знаю, почему принято считать, будто это мы их чему-то учим. На самом деле все происходит с точностью до наоборот.
— Значит, ты учишься прощать? Только не говори, что хочешь простить мужчину.
— О, нет. — Мне даже смешно. — Но что мы все о грустном? Ты, помнится, мне романтику обещал.
— Раз обещал, надо исполнять, — задумчиво кивает Марат, а я иронично ухмыляюсь, потому как у мужчин обычно какие-то свои представления о романтике. Жду, что он поцелует меня или попытается соблазнить. Даже почти решаюсь поддаться этому. И тут он усаживается за фортепиано и уверенно касается клавиш… Ну, нет. Так не бывает. Он не может еще и музицировать. Хоть где-то же он должен сплоховать!
— Не то? — даже в темноте вижу его белоснежную улыбку. — Сыграть другое? Тебе не по душе репертуар?
— Нет, — откашливаюсь, — Шопен мне вполне подходит.
— Тогда что не так?
— Тебе кто-нибудь говорил, что нельзя быть таким идеальным?
— Почему нет?
— Это жутко раздражает.
— Значит, ты раздражена? — смеется тихо.
Эх… В том-то и дело, что нет. Я в полнейшем восторге. И это проблема. Очень-очень большая проблема. Но с другой стороны, если об этом никто не узнает, то… Нет. Я не могу рисковать.
ГЛАВА 5
Марат
— Да, отец. Доброе утро.
— Судя по твоему голосу, утро и правда доброе.
Я останавливаюсь посреди дорожки. Лагерь только-только начал просыпаться, народ потянулся к импровизированным умывальникам и душевым, а я… я даже не ложился. Прикрываю пекущие от недосыпа глаза и подставляю лицо ласковому утреннему солнцу. Я влюблен, я покорен, я будто бы под хорошей дозой. Это, видно, издалека чувствуется. Неспроста же отец заметил. Ну и пусть… Мне скрывать нечего. Да и не скроешь такого.