Борис был в шоке. Приказал бросить смутьяна в темницу. Но Ольга, несмотря на раны, простила и регулярно навещала младшего сына, чем вызвала гнев и зависть Бориса. Великий князь повелел изгнать из страны брата с наказом никогда больше не возвращаться.
Настал час, и под горький плач княгини-матери Военег покинул родные края, имея за спиной лишь котомку с сухарями и вяленым мясом.
Пока сломленный горем Военег бродил по дорогам долины Трех Рек, ища себя в этой нелегкой жизни, в тех краях крепла слава Семена Безбородого.
О детстве Семена было известно только то, что он сирота и вырос на улицах Воиграда. В юношестве прославился как искусный и неуловимый вор. Именно Семен (если верить слухам) стащил прямо с алтаря в Храме Триединого Бога священную реликвию — посох Аптомаха Старого, изготовленный из слоновьей кости, инкрустированный золотом и алмазами — дар Треарийской церкви. Как ему это удалось сделать, одному Триединому известно; сам Семен о воровском прошлом никогда не рассказывал. Но память о нем жила до сих пор — ведь, несмотря на все усилия, посох так и не нашли.
Как ни искусен был Семен, но тюрьмы ему избежать не удалось. Попал наш герой на каторгу, в Порщинские каменоломни, в простонародье — Порчу. Каменоломни находились у западных склонов Вечных гор, там, где начинает путь великий Крин. Местные издревле занимались горной выработкой силами каторжников, погибавших в тех суровых местах толпами.
В 861 году в Порче вспыхнул бунт. Во главе восставших встал гвинтанец Дорош Лучник, близкий друг Семена. Ничего подобного здесь никогда не случалось. Камнесы, как называли местных, и немногочисленная воиградская стража оказались застигнуты врасплох, за что и поплатились жизнью. Перебив всех, каторжане затопили каменоломни, разрушив плотину.
На подавление восстания Блажен выслал войско, но его уничтожили равногорцы, как раз в то время поднявшие бунт против Воиграда. Каторжане разбежались кто куда. Многие остались с Дорошем, провозгласившим себя, ни много ни мало, тадхундом всея Междуречья. Хунда Дороша довольно быстро стала неотъемлемой частью великого множества банд, хозяйничавших на громадной территории от дельты Волдыхи до Хордревского княжества.
Весной 862 года Дорош умер (ходили слухи, что его отравили), и новым тадхундом избрали Семена, зарекомендовавшего себя бравым вожаком и тонким стратегом. Прозванный Безбородым (ибо он не терпел никакой растительности на лице), он превратил хунду из сборища пьяных оборванцев в боеспособное воинство. Многие его нововведения и сейчас оставались в ходу у багунов: разведка, кавалерия, гвардия, составленная из захудалых бояр и зажиточных крестьян (гриди), строгая дисциплина, вводимая на время разбойничьих рейдов. Через пару лет хунда Семена превратилась в могущественную силу, противостоять которой не мог ни дряхлеющий Блажен, ни князь Кирьян, ни Борис. К слову, именно Семен первым потревожил покой марнийцев: его знаменитый поход на Диний — славный и богатый город — в 865 году являлся неслыханным по своей дерзости и безумию (отряды Семена прошли по горам, там, где кроме диких горных племен, никто не бывал, и практически полностью разорил динийскую область!).
В этот знаменательный момент судьба свела Семена с Военегом. Сей юноша если и переживал по поводу своей горестной судьбы, то недолго. Пользуясь привлекательной внешностью, он с легкостью охмурил некую немолодую вдову из Луха. Поселился у нее и безбедно жил целый год, пока она неожиданно не умерла, оставив все состояние приживале в наследство. Дети вдовы, давно уже точившие зуб на подлеца, несмотря на завещание покойной, сразу прогнали Военега.
В который раз бывший княжич принялся топтать пыль дорог.
И на этот раз дороги эти завели его в стан Семена. Безбородый благосклонно принял гостя, выслушал его, посочувствовал и предложил остаться. Военег впервые за много лет возликовал — ведь он столько слышал о тадхунде! Богатое воображение рисовало ему радужные картины, а честолюбие, не имевшее границ, наконец-то нашло себе выход.
После развала Империи центральная ее область — Междуречье — сильно пострадала от междоусобных войн мелких князьков и баронов, а также от чумы и голода, разразившихся в период Безвластия. Обширная и плодородная территория, через которую проходило множество торговых путей, практически обезлюдела, ибо в те времена бытовало мнение, что она проклята и пропиталась духом ненавистного всем Карла Кровавого.
До Военега в Междуречье существовало огромное количество соперничающих друг с другом разбойничьих шаек, занимавшихся грабежом, набегами на соседние государства и работорговлей. Когда сильные мира сего спохватились, было уже поздно. Собственно, война с Хутором Абаряха — столицей этого, если можно так сказать, государства, — была бы слишком обременительна. Поэтому на Сечь Беловодья, как стало называться воинство Военега, все плюнули. В последующие тринадцать-четырнадцать лет Военег, благодаря поддержке Семена, подкупом, обманом, жестокостью, да и храбростью тоже возвысился и подчинил себе практически всех лиходеев, свирепствовавших в Междуречье.
iЛоб, лобное место — плаха, место казни. Здесь: людное место.
iiБрячина — пир, попойка.
iiiБагун, или багульник — болотное растение из семейства вересковых.
ivКун, куна — вожак (древ. — алар.)
vТадхунд — отец сотни (коэдв.)
11. Место, где рождается тьма
Туман окружил молельню. Но, словно наткнувшись на невидимую стену и не имея возможности ее преодолеть, стал расползаться. Вверх, в стороны… Дувова хмарь, как выразился Лещ, как будто пыталась поглотить их вместе с защитным колпаком.
Отряд тронулся. Туман тут же пришел в движение. Раздался тягучий, заунывный вой. Искра никогда не слышала ничего подобного — звук был настолько одинок и вообще чужд, что она похолодела. В какой-то момент показалось, что во всем мире остались только они — сорок человек с лошадьми да гора мертвецов. Безжизненная песня пробуждала в душе вечно сопутствующую жизни боль — боль рождения, страданий, старения…Княжна показалась себе несовершенной. Она — всего лишь навозный жук, грязное пятно на теле Пустоты. Но если слиться с ней…
Чей-то крик встряхнул девушку. Ехавший впереди возничий Воропай ругался, таща за постромки лошадь, заступившую за черту марева. Стоило животному сунуться туда, как она рухнула, будто подкошенная. К возничему поспешили на помощь братья. Вместе вытянули лошадь…
И встали как вкопанные.
У животного отсутствовала голова: словно срезало ножом. На месте среза не текла кровь — она остановилась в сосудах, точно прижатая стеклом. Воропай притронулся к ране и в ужасе отдернул руку.
— Лед… лед! — воскликнул возничий.
Дальше произошло самое невероятное. Воропай затряс рукой как ужаленный, заметался, затем побледнел и через несколько секунд рассыпался в прах.
И тут отряд запаниковал. Люди бросились обратно в молельню. Напрасно Горыня кричал, призывая к порядку, его просто оттолкнули. Но Злоба успел перегородить вход.
— Стоять, сукины дети! — громогласно пробасил великан. — Взяли себя в руки, иначе отправитесь в Бездну вслед за Воропаем!
Все сразу присмирели.
— Княже! — обратился он к Горыне. — Командуй!