— Господин Лавр, — сказала внимательно слушавшая его Искра, — разрешите вопрос?
— Конечно, государыня.
— Что бы вы сделали, если бы к вам пришел, допустим, такой же боярин, как и вы; нагадил бы в вашем доме, изнасиловал жену, поколотил бы детей, наплевал на все ваши ценности?
— Госпожа… — начал Лавр, но Мечеслав прервал его:
— Идите, господин Лавр. Я вас понял. Итак, — сказал он громко, — что вы скажете мне, великий князь?
— Я? — переспросил Борис. — Что я могу сказать? Скажу, что никуда отсюда не уеду. И ты мне не указ. Для меня ты — неудачник. Твой трон скоро станет моим!
— Не надо так, брат, — сказал Военег. — Утихомирься.
— Заткнись, холоп! Иди трахай свою нищенку! Но не думай, что я разрешу тебе жениться на ней!
Военег повесил голову, но Искра, все время украдкой поглядывавшая на него, заметила, что он ухмыляется.
— Ты женишься на ней! — Искра вздрогнула и увидела, что Борис указывает на нее. — Волчий Стан, конечно, не ахти какое царство-государство, но тебе ихняя княжна будет в самый раз — кровь, как-никак, царская! Твою девку в постриг, Мечеслава на кол — и ура! Воиград наш! Завтра же я дам соответствующие указания. Так что, царек, посиди в своем кресле еще ночку, я разрешаю, ха-ха-ха!
К счастью, Борис говорил очень быстро и непонятно, а Ярополк, привыкший его дублировать, был жестко остановлен Ольгердом. Но надеяться на то, что Мечеслав ничего не поймет из Борисовых слов, было все же глупо. Все с замиранием сердца ждали его ответа.
— Мечеслав, муж мой, Мечеслав! — Он не сразу заметил, что Искра тянет его за рукав. — Давай уйдем?
— Уйдем?
— Посовещаемся. Не будем горячиться. Утро вечера мудренее. Послушай меня, пожалуйста. Уйдем, позовем Горыню, Авксента, может, Злобу, Черного Зуба, Олега… Поговорим, подумаем. Если так все выходит, то надо проявить осторожность. Силой ты ничего не решишь, а если будешь на горячую голову отвечать ему, то действительно можешь потерять княжество.
— Потерять? — Мечеслав был шокирован и растерян.
— Пойдем, мой милый…
— Вы что там, милуетесь, что ли, а, красны девицы? — спросил Борис.
Искра встала. Мечеслав остался сидеть, пальцы вцепились в волосы, лицо осунулось.
— Дорогие гости! — сказала она царственным, уверенным тоном, заставившим обратить на нее внимание даже нахохлившегося дубичского князя и его прихвостня пасынка. — Прошу вас, расходитесь. Уже поздно и все мы устали. Завтра мы встретимся и поговорим. — Последние слова она произнесла, посмотрев на Бориса таким ледяным и полным пренебрежения взглядом, что он так и остался стоять с открытым для очередной колючей реплики ртом.
i Пяти королям — после изгнания из Павсема Карла Кровавого в 778 году последовали смутные времена, называемые Временем Безвластия. Длилось около тридцати лет — до 809 года, когда состоялся Съезд пяти королей — бывших властителей треарийских провинций, где и было объявлено о создании Союза Пяти Городов. В него вошли:
королевство Кририя (Рория);
королевство Снегия (Мальтрот);
королевство Куния (Куния);
королевство Северная Алария (Арнум);
королевство Килия (Майргард).
В 845 году Тут из Эйка, захватив власть в новой столице империи — Пронте, силой вернул контроль над Северной Аларией, Кририей, Кунией и Килией. Снегия сочла разумным подчиниться без боя. В 846 году Тут объявил о восстановлении империи, но спустя полгода был отравлен. Убийц подослал Союз Пяти. Империя окончательно прекратила существование.
iiНавия — богиня смерти у дубичей, иссенов (южных воиградцев), верхневойцев (народность, живущая на побережье Западного океана), болотников.
24. Колыбельная
Мечеслав не любил малую тронную залу, находившуюся в другом крыле дворца. Не любил из-за отца и братьев. За все правление он ни разу там не появился, и зала пришла в запустение.
Малая тронная была залита светом. Искрящимся утренним светом, и это несколько сгладило неприятные воспоминания. Он прошел внутрь, оставляя следы на покрытом многолетним слоем пыли полу, к одинокому трону, стоявшему в пустом помещении, точно узник в темнице.
Трон, высеченный из цельного шеломского камня, обитый растущим только в Безлюдье, не гниющим, твердым, как железо, красным деревом, и сейчас поражал неприступностью и видом. Мастера изготовили трон в виде двух орлов: свирепые морды служили подлокотниками, переплетенные крылья — спинкой, когтистые лапы — ножками.
Мечеслав не хотел сюда приходить. Он нервничал, но вынужден был согласиться с Искрой, убеждавшей его провести совещание в уединенном месте, подальше от нахального гостя.
Князь не спал всю ночь. Вчерашний скандал не выходил из головы. Почему он смалодушничал? Почему сломался, не ответил, как истинный правитель, как сильный монарх, как… отец, будь он неладен? А вот Искра… он мучился от растущего неприятного чувства: ему казалось, что она начинает презирать его. Презирать как слабого, нерешительного человека, легко поддающегося соблазнам и так же легко отступающего перед трудностями.
Совсем недавно он сказал себе: все, я начинаю новую жизнь. Я вместе с любимой женщиной начну возрождать Воиград. Наперекор всему, назло всем! И первая же трудность повергла его в шок. Сомнения, страх преследовали всю ночь, и он не шевелился, боясь разбудить Искру и выдать охватившее его возбуждение.
Боясь выдать…
— Вы здесь? — Голос Горыни отдался гулким эхом.
Мечеслав вздрогнул от неожиданности, рука вцепилась в хищно изогнутую шею орла. Он трусовато отдернул ее и отпрянул от трона — ему на миг показалось, будто орел усмехнулся — самым уголком широко раскрытого в жажде убийства клюва.
— Искра сказала, что вы будете здесь, — сказал Горыня, подходя к нему. — Красивый трон, мне бы такой.
— Здесь любил сидеть Блажен, — не поднимая глаз, глухо произнес Мечеслав. — Здесь он отдавал приказы и иногда лично наказывал нерадивых подданных.
«В том числе и меня», — подумал он, вспоминая тот день, когда отец вот тут, на этом же месте, где сейчас он стоит, выпорол его. Тогда Мечеслав, повинуясь сиюминутному порыву, пришел в зал, а когда братья велели ему убираться, ответил отказом. Отец встал, подошел к нему и, бросив на него короткий, равнодушный взгляд, велел снять штаны.
Мечеслав, парализованный страхом, повиновался. Три несильных удара — и просто-таки вселенский позор: битком набитое людьми помещение сотряслось от смеха. Братья пинками прогнали его, со слезами на глазах ползущего мимо с хохотом расступающихся бояр…
Почему его так не любили? Он никогда не задавал себе такого вопроса, воспринимая все происходящее с ним как одну сплошную несправедливость, покуда Лев на смертном одре не сказал ему, в чем причина:
— Вот что значит судьба. Год назад я и в мыслях, в самых кошмарных снах не предполагал, что ты в итоге станешь править. Жаль, у меня нет детей… Ты всегда был слабаком, уродец, — вот в чем твоя беда. Ты не участвовал в наших играх, не дрался с нами, а сразу же сдавался, стремился избежать любой неприятности — убегал, плакал, унижался. Ты, черт тебя дери, никогда не был мужиком, уродец…
И тем не менее, несмотря на эти слова, неприятные, обескураживающие, Мечеслав до сих пор думал, что истина кроется в другом. По-настоящему он стал жертвой непредсказуемо капризного, неуравновешенного характера отца. Блажен делил людей на два типа: на подчиненных, бывших для него все равно что мебелью, и на врагов, в отношении которых он проявлял всю гамму чувств: ненависть, презрение, неприязнь и даже нечто вроде влечения — стремления мучить и измываться. Блажен обожал казнить врагов. И никто не мог заранее предсказать, кто станет им — врагом.
Пока он размышлял, в малую тронную пришли остальные: Олег, на чьем юном лице застыла деревянная улыбка. Злоба и Черный Зуб. Авксент, печальный, но не изменивший приверженности к ярким нарядам — прям-таки гном, сидящий на сундуках с добром в недрах горы, но тоскующий по яркому солнцу.