— Я надеялся, Василий Петрович, что версия следствия будет именно такой, — признался я. — Видите ли, в поезде погиб не я, а тот, кто хотел меня убить. Поскольку это было уже второе покушение на меня, и в обоих случаях я спасся лишь чудом, то посчитал, что будет лучше, если заказчик моего убийства будет уверен, что я погиб. Но это я тоже доказать не смогу. Вы либо верите моему слову, либо нет.
Он буравил меня испытующим взглядом и молчал. Долго молчал, потом спросил:
— Почему вы не сообщили князю Воронову о нападениях на вас?
— Потому что я именно Вороновых и подозреваю в покушениях, — ответил я. — У первого убийцы была моя фотография, а у второго — фотография предназначенного мне куска реликвии, который я получил аккурат между этими покушениями.
— У вас есть осколок реликвии?
— Есть.
— Не могли бы вы его мне показать, чтобы, так сказать, убрать все недосказанности?
— Мне придется за ним сходить.
— Сходите, я подожду.
И сказано это было так, как будто князь заподозрил, что я собираюсь сбежать, и намекнул, что это не получится.
Но я сбегать не собирался, во всяком случае пока. Спокойно дошел до дома, где попросил Валерона выплюнуть кусок вороновской реликвии.
— Что случилось? — напрягся он.
— Княжеские службы выяснили, что Петр Аркадьевич Воронов был убит в поезде. Требует доказательства того, что я именно тот, за кого себя выдаю.
— Ты, главное, не соглашайся им больше ничего платить, — всполошился Валерон. — И документы на воробьевское имущество не вздумай возвращать. А то заявят, что незаконная сделка — и пиши пропало.
— Мне кажется, это меньшая из наших проблем. Вот если он сообщит Вороновым, то придется ждать новых убийц.
— Это тебя расстраивает? — удивился Валерон. — С прошлых сколько всего хорошего выпало, а туалеты по соседству полупустые — есть куда хоронить.
— А если пришлют сразу группу?
— Придется отлавливать по одному. Зато представь, сколько всего мы с них сможем собрать?
Валерон чуть ли не подпрыгивал от предвкушения.
— Вряд ли они с собой возят складные котлы, — ехидно заметил я, — зато хорошие артефакты — наверняка.
— Хорошие артефакты тебе не повредят, — задумался Валерон совсем не над тем, на что я намекал. — Те, что я у астафьевского артельщика отобрал, они средненькие. Будем рассчитывать, что за тобой кого попало не пришлют. Пришлют хорошо экипированных и с деньгами. Нам останется только подготовиться и собрать сливки. — Он облизнулся. — Дом для этого расположен идеально: свой участок, соседей нет.
— Соседские сортиры пустые, — продолжил я за него. — Ты мой осколок выплюнешь или нет?
Валерон с сожалением прервал мечтания и наконец извлек из своего внутреннего хранилища нужный осколок. Правда, вначале он случайно выплюнул почти завершенную куликовскую реликвию, но я даже ничего не успел сказать, как он быстро заменил на нужное. А то хорош был бы я, принеся в качестве доказательства принадлежности к семейству Вороновых реликвию Куликовых.
Вернулся я быстро — князь даже чай не успел допить. Чашка так и стояла наполовину заполненная, хотя чай, если так можно было назвать заваренные опилки, уже наверняка остыл. Осколок я показал исключительно из своих рук. Но Куликов и не потребовал поднести поближе — вместо этого активировал заклинание, которое связало тонкой золотистой нитью меня и осколок.
— Надо же, — удивился он. — И осколок настоящий, и Воронов.
— До этого вы мне не верили, Василий Петрович?
— Видите ли, Петр Аркадьевич, ваша история прозвучала слишком сказочно. Как вы справились с убийцами?
— Повезло, — ответил я. — Иначе и не скажешь. Потому что они оба были хорошо подготовлены. Наверное, просто не ожидали отпора от гимназиста.
— Наверное. А почему вы не сообщили своей семье, что живы? Тоже не доверяете?
На этом вопросе я испытал чувство вины, потому что мои родные со стороны маменьки наверняка обо мне страдали, и сильно. Мои чувства по отношению к семье настолько переплелись с чувствами прошлого Пети, что я не мог не переживать ни о маменьке, ни о Ниночке. Даже Юрию Владимировичу и Лене доставалась часть моих размышлений о том, что я поступил не совсем хорошо по отношению к людям, которые меня любили.
— Я опасался, что в следующий раз могут пострадать и мои близкие. Кроме того, зная маменьку, я был уверен, что она не сдержит эмоций и отпишет обо всем Вороновым, — пояснил я. — Отчиму я бы открылся, но возможности такой не было. Я решил умереть для всех. Временно.