Не с медведями деда своего названого - с бродячими келе, что к Гнусу прибились. Повзрослел Искра за одну луну на десять лет.
И подарки у сородичей просить не мог - не поворачивался язык, когда он пустые вешала видел или в ровдуге на жердях - дыры протёртые.
А по вечерам, когда засыпала Ранняя Заря, сидел Искра у огня рядом с Копьём, названым отцом, пил брусничный чай, думал. Хотелось ему с Копьём поговорить, совета спросить - да рассказать он не умел: о келе-кровопийцах, о стойбище Кровавого Мора на берегу Песцовой реки - как расскажешь? Сильный воин - простая душа, ничего в Срединном мире не боится, но Нижний пугает его, как всё непонятное пугает.
Ошибся Искра. О схватках Искры с бродячими келе Копьё догадывался. О большем догадывался, чем Искра мог себе представить. И однажды, после очень хорошего дня, когда всё Искре удавалось, сказал Копьё:
- Конечно, сумеречные медведи - опасные твари, и бродячие келе - тоже на пискучих мышат не похожи... но опасаться тебе надо людей. Гнуса надо опасаться - и сородичей. Вдохновение у тебя - больно заметное, сильный ты шаман, а шаманская сила - угроза. Как бы ты её ни явил - будут тебя бояться, Искра.
- Я же никого не пугал, - удивился Искра. - С чего бы бояться меня?
Поднёс Копьё к трубке уголёк, выдохнул дым. Проговорил медленно:
- Ты, Искра - как нож. Можно ножом злой нарыв разрезать, чтобы яд выпустить - а можно перерезать горло. Но когда глядит простой человек на нож, он про злой нарыв не вспомнит - он лишь то в уме держит, что можно нож под ребро всадить.
- Но ведь благодарили меня сородичи, - сказал Искра. - Я бродячих келе отвадил, боль выгоняю из тех, кого она мучает...
Посмотрел Копьё на него - сурово и грустно:
- Видно, послан ты мне судьбой вместо сына... да лучше бы ты плохим охотником был, чем хорошим шаманом. Лучше бы дурачком был, чем умным не по годам.
- Не умён я, - сказал Искра. - Не понимаю.
- Хоть бы Ворон тебе помог никогда не понять, - сказал Копьё и больше уж ничего не добавил.
Тогда Искра так и не разобрал, что Копьё ему сказать хотел. И жил, как и прежде жил - без оглядки. Если мог злой нежити кривые когти разжать и вырвать из них человека или оленя - разжимал и вырывал. Слава о нём по тундре пошла - а Искре не до славы.
Не найти ему было такую нору, чтобы через неё в Нижний Мир спуститься, не оставляя в Срединном человеческую плоть. Думал он о тордохе из человеческих кож на берегу Песцовой реки - и было ему от тех мыслей тоскливо и горько.
А дети из стойбища Ворона Искру играть не звали - и сами игры прекращали, когда он подходил. И посматривали на него со страхом: выглядит мальчишкой, тринадцатая зима пошла - но великий, великий шаман, сумеречных медведей Тихой Птицы унаследовал он. Не разозлить бы, не обидеть бы - большая беда может случиться.
Так слова Копья - невесёлые - начали потихоньку сбываться.
Перед великими холодами взял Копьё Раннюю Зарю в жёны. Рад был Искра, названым отцом Копьё считал - но после свадьбы почему-то почувствовал себя совсем одиноким. Порознь были у него и мать, и Копьё - но вместе оказались друг у друга, а у Искры никого не стало.
Уходил он ночами в метельную круговерть - мороз щёки жёг - обнимал снежного медвежонка, верного товарища. Ледяная корка на снежной шерсти от слёз шамана таяла.
Встала сила шамана между Искрой и сородичами стеной от земли до неба.
***
Счастлива была Ранняя Заря - не замечала, что сын-шаман на людей словно из Нижнего Мира смотрит. Но Копьё заметил - младшего товарища-Искру успел узнать хорошо. Решил он ту стену между шаманом и Срединным миром радостью растопить: когда стали дети Ворона в средизимнюю луну на ярмарку собираться, в Светлый распадок, позвал Копьё Искру с собой.
Услышал Искра про ярмарку - ушам не поверил. От его радости семь стен бы рухнуло. Собираться Копью помогал - под руками у него путался, как щенок. Задыхался от восторга. Всё спрашивал - удержаться не мог: и нож с резной рукоятью на шкурки выменяем? И заморское ружьё, что пулями бьёт... ну не выменять, так хоть взглянуть на эту невидаль, поглядеть, как стреляют из него? И аркан на спиленные рога за приз кидать будем? И цветных бус с бисером матери привезём? И оленьи бега посмотрим? От радости щёки у Искры горели, как брусника.
И Копьё порадовался: "Хитрый я человек! Всю жизнь ему осветил, словно факелом - ярмаркой, точно стрелой, в цель попал!" Не было у него шаманского предвидения, не то - не чересчур радовался бы.
Когда уезжали Копьё и Искра в Светлый распадок, медведей своих Искра к материнскому материному тордоху привязал, наказал мать сторожить, злую нечисть отгонять. А метельный медвежонок, верный товарищ, преданный келе, что кровь и слёзы Искры пил, за нартой побежал - за другом своим и хозяином.
Видел Искра за нартой его следы - пятнышки тени на белом снегу - и улыбался: вот же удивительный медвежонок! Привязался к шаману не как келе, а как собачонка из костей, мяса и крови. Чудные дела!
Но больше он думал о ярмарке.
Прекрасная ярмарка была в Светлом распадке.
Раскинулась от скал и до скал, словно громадное стойбище. Над тордохами пучки красной шерсти на ветру вьются, на шестах деревянные фигурки келе висят, надутые и раскрашенные пузыри из птичьих зобов ветер тянет вверх. Целое стадо оленей поодаль ягель себе добывает из-под снега: всё стадо - приз для победителя оленьих бегов. Людей столько, что снега не видно. Купцы под навесами товар разложили, тут сокровища меняют на другие сокровища, курят, беседуют, играют, пьют водку и чай. Свежесваренная оленина дымится в котлах. Дети - счастливцы, которых на ярмарку взяли - бегают с визгом. Сытые псы у тордохов лежат.
Забыл Искра, что он - шаман. Думал, что он - богач, что и у него шкурки на обмен есть, что праздник наступил. От радости жарко было щекам.
Не стал Копьё его удерживать. Праздник - так пусть будет праздник.
Выменял Искра заветную вещь - нож из хорошей стали, рукоять из кости морской коровы вырезана, в виде оленя, что в беге рога закинул на спину, стремительный. Ложится рукоять в ладонь, словно врастает. Ножны красным бисером вышиты. Лучше, чем давняя мечта - не нож, а сполох в ладони.
Прицепил Искра ножны к ремню, побежал играть с парнями, что аркан кидали на спиленные рога. Череп оленя на высокий столб надет, рога спилены коротко - тяжело попасть, соскальзывает аркан. Хохочут парни, подначивают друг друга, дразнят проигравших, завидуют выигравшим. Искра в весёлой толпе почувствовал себя, как свой.
Хорошо его Копьё учил: трижды накинул Искра аркан на спиленные рога - выиграл ценный приз, стальную иголку, трёхгранную, чтобы легко было ею шкуры шить. Матери подарок будет. Воткнул Искра иголку в ворот парки. Смеялись чужие парни, мол, небось, келе для мышонка-шаманчика аркан на рога надели и затянули - но ни страха, ни смущения в их смехе не было. Весёлый чужак из-за Серых сопок по спине Искру хлопнул, угостил мороженым костным мозгом. Оттаяла у Искры душа, расцветать начала, как тундра весной.
Девушки собрались на игру посмотреть - и на парней поглазеть. Хихикали, шушукались - пока парни их не заметили да не начали в них снежками кидать. Искра про Нижний Мир забыл, только о празднике и думал, тоже снежком бросил в девочку. Девочка - ровесница ему, длинные чёрные косы у неё по спине ручейками ночного неба стекают. Хотелось Искре в лицо ей взглянуть, и чтоб рассмеялась она или завизжала весело. Обернулась девочка - личико нежное и белое, глаза в весёлых щёлочках сияют звёздочками, губы - словно спелая морошка. Узнал её Искра: Куропатка, дочь богатого человека Чёрной Скалы.