Ему не терпелось добраться до волшебного мешка, и он шел одинокой фигурой под пеленой ливня. Дома становились все хилее и беднее, косились, словно подпирали друг друга.
Из-за угла вынырнули стражники, нахохлившись в пелеринах, и один из них надвинул на глаза шапель, прячась от воды. Стража замерла, вгляделась в незнакомца и прищурилась, но Юлиан, не сбавляя шага, прошел мимо. Затем он удостоверился, что шейный обод спрятан под лентами — ничего, кроме него, не указывало на рабский статус, поэтому люд не обращал внимания на невольника без клейма на щеке, посчитав его свободным. По закону стража могла и обыскать, и задержать раба, если заподозрит, что он хочет сбежать.
Показался нужный узкий проулок, где и конь пройдет с трудом. Стена города нависла над незваным гостем. Юлиан подошел к скрюченному домишке, занес кулак для стука, но перед этим, ненадолго замерев, вгляделся в начало проулка. Уж не настигла ли его охрана Иллы? Он приучился быть осторожным. Потом поднял голову, щурясь от дождя. Однако никто, кажется, не глядел с галереи стены. Выдохнув, он постучал пять раз, как и учил Вицеллий.
Тихое шарканье. В груди вампира часто застучало от напряжения. Из-за двери раздался глухой голос.
— Кто?
— Друг Пацеля.
Дверь отворилась, и плешивая голова полуслепого слуги высунулась в проем. Юлиан шагнул в оглушающую после дождя тишину, мимо старика, отодвинул того и устремился по земляному мокрому полу — дом подтекал — ко второму ярусу, по лестнице. Нахлынули воспоминания о хлопающей глазами Фийе, о вредном Вицеллии, и он вздохнул от того странного чувства, когда прошлое шло рядом с ним: незримое, но осязаемое.
Скрипнула лестница. Макушка Юлиана показалась на маленьком чердаке. Вскарабкавшись, он принялся искать мешок. Наверху лежали сваленные корзины, заплесневелые от влаги, два сундука с пробитым дном и заплечная котомка. Но мешка нигде не было.
— Что? Как так?.. Где он?
Юлиан вполз всем телом, испачкавшись в пыли, лег животом на доски, затем присел на корточки. Зоркие глаза видели каждый закоулок этого чердачка, где невозможно было встать в полный рост, но волшебный мешок пропал.
Юлиан спрыгнул.
— Где мешок?!
Старик молчал.
— Где мешок, куда он пропал? Там были большие деньги, меч, драгоценности! Где он, я тебя спрашиваю! Я друг Вицеллия и Пацеля. Отвечай!
Но старый вампир был нем и глух. Не замечая гостя, он прошел мимо, плюхнулся на циновку, которую на Севере звали льняником, и вперился в стену. Пока вокруг него ходили, трясли, хлопали по щекам, он не реагировал. Еще раз обшарив каждый закоулок и не обнаружив ничего в этой нищей лачуге, Юлиан не выдержал, схватил слугу за грудки, поднял, удивительно отрешенного, и вцепился в его шею. Он прикрыл глаза, впитывая воспоминания из вампирской крови. Но старик висел тряпичной куклой, безвольно уронив руки, и словно ничего не чувствовал.
Спустя пару минут Юлиан опустил его, окровавленного, и оперся о стену лачужки. Потом и вовсе присел на циновку, чтобы подумать.
Оказалось, что старик этот — Амай — раньше служил при дворце, но чуть больше трех десятков лет назад, после Гнилого суда, ни с того ни с сего покинул свой пост и обосновался здесь.
В тот день к нему подошел еще молодой Пацель и, приказав следовать за собой, привел в эту лачугу. С того момента Амай только и делал, что с утра работал на складах у речного порта Элегиара, а ближе к вечеру усаживался дома у очага. Питался впроголодь, женщин не имел и интереса к ним не чувствовал. Друзей у него тоже не было. Да и никто не знал, куда он делся-то. И все это случилось с ним после разговора с Пацелем. За одно мгновение из обыкновенного мужчины — в отрешенного аскета. Но как? Что же за мощь скрывалась в тщедушном теле мага, который одной мыслью поставил на колени Большие Варды и исцелил матушку Юлиана, а потом забрался в голову к этому человеку? Да так крепко забрался, что тот беспрекословно несколько десятилетий исполняет приказ, охраняя волшебный мешок! Причем странным было не только это, но и то, что Вицеллий никогда здесь не бывал. Юлиан отчаянно вспоминал слова учителя о том, что они с Пацелем якобы часто пользовались этим артефактом вместе. Но в воспоминаниях слуги присутствовал один только маг Пацель. Что за несуразица!
В памяти нашелся и тот, кто украл волшебный мешок. Им оказался один из истязателей тюрьмы дворца. Ночью, сразу после смерти Вицеллия, он постучал ровно пять раз в дверь и, когда слуга отворил, без церемоний вполз на чердак, забрал мешок и ушел.
Юлиан ничего не понимал.
— Чертовщина какая-то… — шептал он сам себе. — Сначала события тридцатилетней давности, потом это… Уж не стал ли мой учитель Вицеллий всего-навсего бедной жертвой чар Пацеля, которые вынудили его пойти на смерть? И не окружают ли меня во дворце другие такие же «очарованные»? Ох, матушка, что же вы скрываете от меня? Мне кажется, со мной затеяли игру, которая очень хитроумна, но я не могу разгадать ее суть. Или это мое больное воображение? Уж слишком сказочны происходящие со мной события. И не в сказке ли я живу, что вся моя жизнь — волшебное переплетение случая и судьбы?