— Черт с тобой… — выдохнул Юлиан, прекратив глумиться над беднягой. — Узнаю, что тебя где-то видели в моем обличье, найду и накажу. Ясно?
Момо оторвался от двери и счастливо закивал пышной шевелюрой.
— Спасибо вам. Вы такой замечательный! Клянусь, больше не буду использовать ваш облик! Я же думал, что вы уехали из города! Буду молиться отцу нашему Химейесу за ваше здравие!
Юлиан в пренебрежении махнул рукой и покинул убогую комнатушку. И хотя червь сомнения точил его душу, налицо было одно большое доказательство безобидности мимика — его нищета. Будь его логово не таким бедным, вампир, скорее всего, сдал бы его демонологам, но жалость, которую он годами пытался из себя вытравить, взяла верх. Тем более в тот момент его больше волновал поиск предателя во дворце, чем несчастный подражатель, а потому он не намеревался задерживаться в Элегиаре дольше положенного и искренность обещаний его мало волновала.
Юлиан вышел на улицу в тот момент, когда зазвенели первые колокола «тишины». Ранней весной их звон, приуроченный к увеличению дня, случался еще ночью из-за возросшей городской активности. Над Элегиаром уже раскинулось черное полотно неба, усеянное звездами. Луна стояла высоко, а прохладный ветер гулял по сжатым улочкам, разгоняясь. Смрад улиц ненадолго развеялся, и горожане, которые жили выше второго этажа, приоткрыли ставни.
Юлиан покинул трущобы, где было опасно находиться после заката, и перешел в район, прозванный Баришх-колодцами за близость к усыпавшим площадь колодцам. Там он вышел на мостовую, которая носила имя Морнелия Основателя и вилась широкой лентой: меж борделей, завлекающих вывесками и сочными девками на балконах, меж фонарей с сильфами, вверх — к входу в Золотой город. Он стал подниматься по холму.
— Разойдись! — раздался крик где-то сзади.
Юлиан оглянулся, как вся толпа на мостовой, спешившая по домам из-за первого звона.
К воротам шествовала пышная процессия из более чем двух десятков рабов, тридцати человек верховой охраны и одного большого паланкина. Расшитые черным бархатом и золотом носилки возлежали на спинах дюжины краснолицых юронзиев, а авангард сопровождения басовито кричал, продавливая народ во тьме. Впереди всей этой толпы бежали мальчики-рабы с шестами, на которых качались фонари.
Чтобы пропустить богатых господ, Юлиан прижался к стене закрытой лавки с овощами, когда мимо него мелькнули лоснящиеся бока лошадей. Звучно цокали по мостовой копыта. Под луной засияли наконечники алебард. Короб паланкина, изготовленный из красного сандалового дерева и еще пахнущий им, пронесли мимо. Его плотная черная шторка колыхнулась, и оттуда вдруг посмотрели карие глаза из-под золотой маски.
— Стойте, — раздался тихий голос из носилок.
Процессия остановилась, и Юлиан грязно выругался про себя. Штора паланкина отодвинулась.
— Раб достопочтенного Ралмантона? — высокомерно спросил вампир из носилок.
Это был Дайрик Обарай — королевский веномансер, член консулата. Облаченный в почти черную маску, выполненную в виде коры дерева, он ясным взором сквозь прорези уставился на раба.
— Да, достопочтенный. Приветствую вас, и да осветит солнце ваш путь, — последовал вежливый ответ с поклоном.
Штора паланкина отодвинулась еще больше, и из окошка выглянул уже Абесибо Наур, который сидел рядом с королевским веномансером. Острым, ледяным взглядом он начал разглядывать раба сквозь золотую маску старика, и тому пришлось снова склонить в почтении спину и еще раз отдать почести, как того требовали правила.
— Что ты забыл здесь ночью, раб? — жестко спросил Абесибо из-под маски.
— Искал хорошие цены на алхимию, достопочтенный. Именно поэтому и вынужден был задержаться. Сейчас как раз направляюсь к достопочтенному Ралмантону в особняк.
В доказательство Юлиан похлопал по боку, где висела сума с покупками.
— Или этот трусливый невольник просто-напросто вынашивал мысль о побеге, которую собирался воплотить в жизнь, да мы помешали, — отозвался со смешком Дайрик. — Вы, достопочтенный Наур, кажется, говорили о некой договоренности с нашим советником.