Именно поэтому Юлиан решил: пора уходить. Как только подвернется возможность, он проникнет в тот нищий дом со слугой Вицеллия, где таится волшебный мешок, и сбежит к реке.
Дверь зала совета распахнулась. Зашумели мантии господ. Габелий всхрапнул, когда Дигоро толкнул его в бок, подорвался вместе с ним, и слуги Иллы приступили к своим обязанностям — охране хозяина.
Глава 2. Отголоски былого
Офурт. 2151 год, зима
Пока южане в Элегиаре сетовали на грязь и с недовольством надевали деревянные башмаки поверх обычных, в Офурте царила самая настоящая зима. В этом году она спустилась на Север лютыми холодами, да такими, что повсюду трещали деревья, стонали подо льдом реки, а дичь находили в лесах уже замерзшей и обглоданной.
Из-за этого на графство тяжким бременем лег голод. По ночам, под вой пурги, сама смерть гуляла между поселениями и забирала жизни. Умирали здоровые и крепкие мужчины. Умирали женщины. Умирали от стужи младенцы, замерзая в пеленках. Старики закрывали глаза и более не открывали их. Те, кто жили подле Офуртгоса, устремлялись к нему, похожие на едва живых мертвецов. Но вместо надежды найти что-нибудь съестное они видели в городе таких же мертвецов, которые сдирали с деревьев кору, пытаясь варить из нее похлебку.
Полностью опустели такие мелкие поселения, как Омутцы, Малые Вардцы, только-только начавшие заселяться по новой, Черное Холмогорье, Колотушки, Черширр. А между тем с измученного Офурта не спускала алчных глаз Имрийя, из-за которой графине Тастемара приходилось строго следить за всеми укреплениями и быть готовой к новостям о переходе пределов вражескими войсками. И хотя с тех пор как графство два года назад вошло в состав Глеофской империи, воинственный сосед должен был отвести взор от земель Офурта, никогда нельзя было увериться в мире до конца.
И вот из глухого сосняка, невероятно тихого из-за мороза, выехал снаряженный отряд. Впереди всех двигался огромный вороной конь, который, подобно кузнечным мехам, выдыхал из ноздрей густой пар. Лес противился незнакомцам, скрипел, возвышался высокими сугробами, но конь продавливал их своей мощной грудью, топтал снег и, как черная глыба, упрямо шел вперед. На нем ехал Филипп фон де Тастемара. А за ним, утаптывая борозду, следовали вереницей еще два десятка солрагцев, закутанных в шерстяные плащи.
Среди спящих сосен за поворотом зоркие глаза графа разглядели холодное пламя выбивающейся из-под шапки косы — навстречу ехала Йева с сопровождением. Она нещадно подстегивала свою кобылку, которая с трудом волочила ноги. А когда девушка приблизилась к отряду Филиппа, то, не в силах ждать, спрыгнула в снег. И тут же провалилась по грудь. Йева недовольно вскрикнула оттого, что тело хлебнуло холода, но тут же почувствовала, как руки графа подняли ее.
— Мне приятно, дочь моя, что ты так сердечно встречаешь отца и выказываешь мне свое уважение, — улыбнулся глазами Филипп. — Но побереги себя.
Он довез дочь до ее кобылы, и Йева, стараясь выглядеть серьезно, залезла в седло и начала стряхивать с шерстяных чулок и юбки снег.
— Вы обещали приехать раньше, отец.
— Обещал, Йева, но задержался. По весне через Солраг пройдет император Глеофа вместе с войском, и нам нужно подготовиться. Так что я покину тебя раньше времени.
Йева развернула кобылу и поравнялась с Филиппом. Теперь они ехали стремя в стремя. Краем глаза граф различил во взгляде дочери накатившую на нее тоску.
— Как скажете, — прошептала Йева и плотнее закуталась в меховую шубу.
Она, подумал Филипп, даже одеваться стала как Саббас фон де Артерус. Тот всегда утопал в волчьих шкурах и собольих мехах и глядел так же, как сейчас глядит Йева: мрачно и отстраненно.
— Что же ты, дочь моя? — спросил он. — Как твои дела? Как твой сосед себя ведет?
— Все нормально, отец. У Булуйского бора все тихо. Летом от вашего имени заключили договоры на поставку железной руды в Имрийю, а меха чертят, соболей — в Альбаос.
— Деревни по осени отчитались о проездном, подушном налоге и талье?
— Не все…
— Почему не все? Ты отправляла сборщиков с вооруженными отрядами?