Рабыни Коронного дома перешептывались; на их прехорошеньких мордашках сияли клейма. Тут же рядом, наблюдая, стоял безмолвный Латхус.
Наконец слишком расслабившегося мужчину вырвали из мечтаний. Когда Юлиан вылез из бадьи, рабыни еще раз облили его едва теплой розовой водой, постелили на каменный пол подножную простыню и обтерли нагое, распаренное тело. Одна девушка потянула за веревочку — где-то вдалеке раздался перезвон маленьких колокольчиков.
Негромко скрипнула дверь. Из уже тающей завесы пара выросла полная и широкая фигура, и мужчина с чудаковатыми усами-перышками, бережно держа в руках наряд, подошел ближе. В нем Юлиан узнал церемониймейстера Его Величества, заведующего подготовкой к празднествам.
— Меня обязали все рассказать вам… — Не закончив речь, церемониймейстер нашел глазами лежащий на стуле ошейник и замялся, не зная, как обращаться одновременно и к рабу, и к такому уважаемому лицу, как Вестник. — Вам, Вестник, что делать…
С этими словами церемониймейстер уже было схватился за брэ, чтобы надеть его самолично, но Юлиан лишь замотал головой. Тогда пышный мужчина, уже не терпя возражений, склонился, чтобы помочь с шерстяными чулками под шаровары.
— Вас у дворца будет ждать повозка, и в сопровождении двух консулов вы будете доставлены к главному храму Гаара у тракта на Пущу. В храме вы будете встречены жрецами Гаара и во время молитвенной церемонии на священном алтаре прольете кровь девственниц и девственников, которую потребуется собрать…
— Что значит «прольете»? — хмуро перебил Юлиан.
— А, нет, это не то, что вы подумали. Нет-нет… — различив на лице Вестника негодование, церемониймейстер, надевая второй чулок, улыбнулся. — Это раньше жертвоприношения проводились с соитием, а сейчас, увы… — Он горестно вздохнул. — Запрещают. Пекутся о «благоразумном сожительстве». Вам нужно будет убить жертв: либо перерезать горло, либо ударом в сердце, тут как пожелаете. И, вскрыв артерии, вам надобно будет собрать в сосуд девственную кровь.
— Зачем же тогда нужны девственники, объясните мне, почтенный церемониймейстер?
— Обычай, — вежливо улыбнулся тот.
— Разве ж девственница чем-то отличается от не девственницы по вкусу крови?
— Лучше задайте этот вопрос жрецам.
Церемониймейстер с кряхтением встал, взял в руки нижнюю и верхние рубахи и принялся дальше одевать размышляющего вампира, который надеялся, что придется оборвать жизнь того, кто хотя бы эту самую жизнь уже видел. И пускай за тридцать один год, являясь бессмертным, Юлиан убил более трех сотен человек, почти всегда это были люди старше среднего возраста, осужденные на смерть за опасные преступления: изнасилование, убийство, бунт.
Чтобы не стяжать неудобную славу убийц, вампиры Ноэля старались брать лишь то, что так или иначе должно было умереть. На Срединном Юге у вампиров сформировалось иное представление. Они делили людей на два класса: свободные и рабы — и всегда глядели сквозь свободных, не допуская, даже мысли о том, чтобы вцепиться тем в глотку. В рабах же они никогда не видели людей, различая лишь цену на еду, которую диктовал рынок. Старые, немощные и больные стоили дешевле, а молодые, здоровые и красивые — дороже.
— И что же дальше, почтенный церемониймейстер? — Юлиан позволил надеть на себя парчовые узкие шаровары чуть ниже икр с росписью лиственными узорами платана. — Каким образом будет проходить церемония? С жителями города? Как долго я буду занят в храме?
— Нет, для горожан уготовано другое причастие, и оно, как бы выразиться деликатнее, попроще. Вам не нужно будет на нем присутствовать, ведь ваша роль на этом празднике — пролить освященную кровь и донести дары Гаара только до почтенных и достопочтенных господ в храме. Это великая честь! Вы будете касаться всех знатнейших вампиров нашего города, вступая с ними в таинство доверия!
Церемониймейстер, имени которого Юлиан так и не узнал, распрямился. Он нашел глазами последнюю деталь нарядного костюма, а именно богатую и красивую, из шелковой ткани с золотыми узорами мантию цветом под стать блестящей темной шевелюре Юлиана, и цыкнул на стоящих стайкой рабынь. Те разбежались. С самым наиважнейшим видом придворный обвил мантией высокого и худого Вестника.
— Ах, как хорошо села! До чего же ладно вы скроены, высоки и темноволосы, словно рождены подле самого шва на Дальнем Севере, — лесть привычно сорвалась с полных и растянутых в услужливой улыбке губ, и церемониймейстер принялся безостановочно охать.