— Вот зараза, — тихо ворчу на него.
— Которую ты и излучаешь, прошу заметить, — продолжил своё любимое дело тот. — Сильно плохо?
— Представь, что на тебя медведя положили, — я повторила метафору.
— Хорошее сравнение, — краем глаза видно, что он покивал и выровнялся.
— А папа где?
— Мы с ним по дрова сходили, пока ты спала, — начал Эрик. — Хотели и тебя взять.
— Почему вы не разбудили меня? — резко прерываю его на полуслове.
Если бы вы не решили меня “пожалеть”, я бы, может, и не видела того сна. Была б одна благодарность.
Эрик замолчал на мгновенье, вперившись в меня взглядом. Я его перебила.
— Спокойно, это просто дрова. Что случилось, что ты так вспылила?
— Извини, — я просто хочу упасть и уснуть, Эрик, – я не хотела тебя перебивать.
Естественно, он не перестал на меня смотреть, вынуждая объяснить подробнее. Как же я не люблю эту тишину. Знал бы ты, Эрик, насколько.
— Мне кошмар привиделся. Я не хотела его видеть.
— Мгм, — кивнул он, оставшись довольным.
Я тяжело вздохнула, выдохнув часть напряжения, но она снова и снова возвращается внутрь. Мне просто хочется забыть это тем, чем оно является, — страшным сном. Это просто сон, так почему меня оно так терзает? Очередное видение, с которого нечего взять.
— Эй, не накручивайся только. Не впервой же ужасы снятся, — тёплая ладонь Эрика оказалась на моём ослабевшем плече. Я взглянула в его глаза. — Оно пройдёт.
Не знаю, почему, но после этих слов с крыльев словно цепи упали. В очередной раз убеждаюсь, что его речи никогда не были пустыми и имеют огромную силу.
Не найдя должных слов я продолжила рассматривать ледяные, но такие тёплые зеницы брата. Он — точный двойник нашего отца.
— Эрик, — окликнул его наш отец, стоя в проходе. — Подойди, пожалуйста.
Заметив меня рядом он улыбнулся и помахал мне ладонью, приветствуя. Я молча кивнула, улыбнувшись в ответ.
— Хорошо, иду, — ответил ему брат, после чего папа скрылся обратно, а потом Эрик развернулся снова ко мне, словно хочет чем-то завершить наш разговор. Я выжидающе молчу. — Люблю тебя.
И он, снова улыбнувшись, но уже мне, встал и пошёл к папе. Я не сразу смекнула, что ему сказать в ответ, ибо уже уходит. Но до чего же он хороший брат.
— Я тебя тоже, — негромко выдыхаю ему вслед.
Эрика больше рядом нет и я снова почувствовала прилив воющей боли в черепе. Чёрт подери, ну нет.
○ 2 ○
И вот, мы уже собранные и готовы к пути.
— Отчаливаем! — громким голосом произнёс отец, обведя взглядом весь лагерь. — Осталось немного — вскоре мы будем на месте.
Отлично, надежда уже есть. Я потянулась за большим мешком, но отцовская рука мне преградила путь. Я вопросительно взглянула на папу. Что не так?
— Севи, мешок очень тяжёлый, а ты простыла. Возьми тот, — он указал на охапку поменьше, наклонившись ко мне. Там, видимо, часть одежды, — он легче.
— Спасибо, — недолго думая говорю ему, после чего посмотрела на него. — Но я уже нормально себя чувствую и могу нести то, что несу обычно.
— Но ты же и без меня знаешь, что одним маминым чаем ты от болячки не отделаешься. Лучше не рисковать, — папа выпрямился, добро улыбнувшись. — Признавайся: бросалась с Эриком вчера снегом?
— Ты что, пап, она бы меня в такой сугроб окунула, что простывшим был бы сейчас я, — вот он, шутник, идёт, а я невольно усмехнулась. И всё слышит ведь. — А если серьёзно — то нет.
Все уже готовы идти и положили себе на крылья и плечи груз.
— Ладно, — я не вижу смысла сейчас спорить, и, подойдя к той торбе, взяла её себе на плечо. Но по весу она значительно меньше того, что я зачастую беру. — Идём.
Под монотонные шаги вдоль елей мысли продолжают литься рекой. Я не могу перестать задавать вопросы, не зная ответов. У нас есть всё: оружие, боевая подготовка, дары. Мы сильнее. Но продолжаем скитаться, лишь обороняясь в надежде, что нас не пробьют. Надо обсудить это с отцом — он вождь нашего лагеря, у него больше влияния. Правда, не уверена, что он согласится со мной. Много кто может сказать, что я просто не уважаю традиции своего народа, пренебрегаю нормами и уставами, которые правят нами столетиями. Вера и надежда должна была дать нам силу и отвагу, с которой мы будем отстаивать своё от чуждых лап. Но она нас ослепила и закрыла в себе.
Диалог прервал мои рассуждения:
— Нет, мы не можем. Не для этого наш меч создан. Мы не можем проливать чужую кровь.
— Я понимаю. Но что, если всё это, наши надежды и попытки сохраниться и продержаться напрасны и смерть в скалах нам прописана?