— Спасибо большое, — меня начало распирать от приятных и трепетных ощущений.
Он на это только улыбнулся, кивнув. Я словила взгляд Эрика, после чего тот так же усмехнулся. Вот эта новость не могла нас не порадовать.
— Твоя амбициозность всегда давала плоды, — посмотрела мама. — И в кого ты такая…
— Нужно ещё дождаться их ответа, — заключила я, взяв тарелку с забытой мной недоеденной кашей. Она уже и остыла вовсе. — Папа говорил, я вся в деда Рагнара.
— Так и есть, — подтвердил отец с усмешкой, а я стала доедать ужин. — Он тоже щёки набивал едой.
Я остолбенела. Только сейчас дошло, что щёки мои полные. Я быстро проглотила всё содержимое, а те начали потешаться, смеясь. В особенности Эрик, ага.
— Кошмар, — посмеялась я. Эта привычка у меня всегда была. И так вкуснее.
После двух ложек тарелка уже была пустой. Ужин был хорошим. Но вдруг Эрик забрал посуду, поднявшись на ноги.
— Я отнесу. А ты иди спи, — отрезал он, уже направившись в сторону большой кухни.
— Ну-ну. Спасибо, — я только с радостью уже упасть, посему встала, а потом взглянула на родителей. — А вы?
— Мы скоро придём. Ложитесь, — кивнула нам мать.
— Тогда спокойной ночи, — попрощалась я, услышав то же самое, а потом ноги уже сами несли меня к палате.
Нас ждут прекраснейшие дни отдыха… Если наш лагерь не мобилизируют, как предполагает Арве.
○ 4 ○
Да чёрт возьми. В который раз я просыпаюсь посреди ночи?
Эрик с отцом негромко храпят в унисон, заполняя тишину, а сквозь ночную тьму виден вход нашей палаты и слабое пламя вдали, у которого изредка проходят ночные дежурные. А я снова проснулась без причин и лежу. Благо, уже не в холодном поту, как было вчерашним утром. И меня до сих пор посещают те картины… Туман, камни, острые ветви и давящая погоня. Забыть бы это.
Укрывшись собственным крылом я легла на бок. Мне так хочется сейчас выйти в холодную ночь и взмыть в бесконечное небо… Растереть крылья об ледяной воздух в сверкающих зорях. Уверена, от этого никто не отказался бы. Но нам нельзя — опасно. Заметят и вычислят, ироды бескрылые. Но до чего же приятен ветер в свежем и безграничном поднебесье.
Вдруг за палатой кто-то начал громко звать. Я не расслышала слов. Ночной дежурный помчался со всех ног, в палатах зашевелились проснувшиеся драконы. Я тоже встала.
— В чём дело? — поднялся папа, глядя на улицу.
— Не знаю, — тихо отвечаю, вслушиваясь.
— Анкира! У нас беглянка истекает кровью, — вламывается в нашу палату один, обеспокоенно выпучив глаза.
Мы уставились на встревоженную маму. Брови на её лице обеспокоенно свелись, будто она пытается принять быстрое решение.
— Сев, неси мою сумку, поможешь мне, — она встала и стала накидывать на себя свитер.
Начав быстро осматриваться я увидела большую кожаную сумку у кровати Эрика и сразу потянулась за ней. На улице шум только усилился, а папа уже успел собраться и выбежать наружу.
— Она без сознания! — слышится оттуда.
Чёрт, что-то воистину серьёзное и страшное. Я сразу запрыгиваю в ботинки и вылетаю из палаты следом за матерью.
А на улице что! Один лекарь за другим несётся, дежурные пытаются успокоить взволновавшихся зевак. Драконы то уходят, то приходят к скоплению народа. Такой тревоги у нас давно не было. Мама уже пошла беглым шагом, взяв меня за руку, к беглянке.
— Прошу, разойдитесь! — кричит отец. — Дайте медикам пройти!
Толпа начала нехотя редеть, но шума меньше не стало. Плотно сжимая сумку в руках я следую за матерью. И, о боги, мне в нос ударил такой сильный запах крови, от которого сон как рукой сняло.
Мама отошла в сторону, ужаснувшись:
— Какой кошмар. Как много крови она уже потеряла?
— Не знаем, она пришла уже с ранением, — отвечают ей остальные специалисты.
Почти что вырвавшись вперёд я взглянула на беглянку. Её рубаха вся залита кровью и бордовыми разводами. Бинты давно превратились в алые тряпки. Ладони, руки, остальная одежда тоже в крови. На боку из рваной глубокой царапины не переставая сочится кровь, пока остальные пытаются её остановить. Прикладывают ещё бинты, чтобы снова окрасить их в красный. Чёрт, она точно жива?
— Здесь спирт не поможет, она умрёт, — начала волноваться мама, взяв с моего плеча свою сумку и стала в ней копаться. — Нужно прижечь рану и зашить.
— Мы уже ждём, — сказал один, после чего сразу пришёл другой лекарь, но с раскалённым лезвием в руке, которое сияло светло-рыжим, как локоны беглянки.
Горячий кинжал передали маме и она немедля стала аккуратно подносить его к ранению. Я плавно шагнула к ней, желая наблюдать за процессом. Мгновенье — и кровь зашипела при контакте с железом. Я затаила дыхание, будто от него рука мамы пошатнётся и сделает что-то не так. Следом за кинжалом яркие ткани обретали более тёмный оттенок, покрываясь коркой. Вдруг запачканная рука девушки дрогнула, еле сжавшись. Ей больно, она это чувствует сквозь свой тяжёлый глубокий сон.