Выбрать главу

— Бабушка, свинья колодки поперекидала! — спустя несколько минут сообщила она оставшейся дома бабке Загорульчихе.

— Матушка-заступница! Убьет нас теперь Нефед… Да как же она вылезла?

— Должно, цепь вы не накинули.

Боясь, чтобы не узнал Нефед Мироныч, бабка и Алена, обвязав головы сетками, водворили ульи на место и забрали пролившийся мед. Когда бабка загоняла свинью в закут, один большой кувшин с медом Алена спрятала.

Гусятину пришлось добывать более хитроумным способом: выйдя на край хутора, Алена приволокла из своей левады сноп жита и вместе с Настей и Оксаной направились к ставу. Там Настя разобрала сноп, обложила Алену стеблями и обвязала веревкой.

У самого берега покрякивали утки, увлеченно цедили песок и щелкали клювами.

Поодаль от них то и дело гоготали гуси.

Зорко следили за ними большие черные глаза Алены, да не замечали гуси предательского снопа. Заметили его утки: три из них, покачиваясь, тяжело подошли к снопу и принялись вылущивать из колосьев зерно. Потом чей-то гусак — чубатый и большой, осмотрительно задирая голову, робко приблизился к утиной компании и, вытянув шею, боязливо дернул за колос.

Вскоре целым табуном, отгоняя уток, гуси лущили колосья, дергая Алену за юбку.

Алена было нацелилась схватить первого ближнего гуся, как сзади нее раздался чей-то мужской голос:

— Аль мой? Так не должно… придется взять.

Кто-то спрыгнул с дрог, послышались шаги… В это время один из гусей отчаянно вскрикнул и прилип длинной шеей к снопу, неистово хлопая по земле могучими крыльями. Сноп подпрыгнул, под ним вдруг показались ноги и побежали, мелькая голыми пятками… Гуси и утки шарахнулись в речку и поплыли, бороздя собой воду.

Человек, работник отца Акима, оторопел, приняв сноп за оборотня.

— Господи Исусе! Матерь божья! Сгинь! Пропади! — в испуге пробормотал он, крестясь и крестя убегающую Алену, и, что было духу, метнулся к своей бричке.

А на другом краю хутора, лишь только стемнело, под стенкой панского сада собрались Федька, Леон и Яшка; напряженно всматриваясь в темь между деревьями и затаив дыхание, они прислушивались к малейшему шороху в саду, пытаясь определить местонахождение деда Мухи. Но в саду было тихо.

— Да он в церкви, — прогудел Яшка.

— Полезли… Тикать, глядите, будем назад, а то впереди речка, — наставительно проговорил Федька, и все трое бесшумно перелезли через стенку.

Где-то в хуторе, несмотря на канун годового праздника, бойко голосила ливенская гармошка. Звонкий девичий голос вторил ей:

Милай мой, идем домоой, Зорька занимается! Поздной ноченькой приде-ешь, Маменька ругается.

На речке задорно крякали утки, неуемно галдели лягушки, в хуторе тявкали собаки.

3

Дед Муха только что вернулся из обхода и был в сторожке. Он снял сапог, намереваясь прилечь отдохнуть, как вдруг тишину звонко огласил колокольчик. Это означало, что в саду кто-то тронул сигнальную проволоку, на четверть от земли протянутую вдоль стенки, со стороны хутора.

— Счас же был… Когда ж они успели? — удивленно проговорил дед Муха, с сапогом в руке стоя посреди сторожки и не отрывая взгляда от колокольчика. — Опять, должно, кобель сиганул, а ты иди, шляйся… Вот жизнь!

Задумчиво почесывая редкую свою бородку, он подошел к двери, вслушиваясь, не донесется ли из сада какой подозрительный шорох, и неуверенно взглянул на стоявшее в углу хозяйское старинное шомпольное ружье.

Бабка его после всенощной задержалась где-то на хуторе, посоветоваться было не с кем. И дед решился действовать с оружием в руках.

Торопливо одевшись, он взял ружье, не без опаски высунул голову из сторожки и, наклонясь, нетвердыми шагами пошел между рядками деревьев. Часто останавливаясь, он приседал на носки, прислушивался, приставив ладонь к уху, всматривался дальше.

В средине сада вздрогнуло и зашумело дерево. Вздрогнул и дед Муха.

«А-а… Стал быть, на самом деле трусют? Не иначе — скороспелку. Молодец, дед, что оружие прихватил», — похвалил он себя и, оглянувшись, шепотом позвал своего помощника:

— Полкан! Полкан!.. Нету… Где ж тебя нечистый завсегда мотает в такую главную минуту?

Дерево вздрагивало чаще, шумней. Дед Муха, изогнувшись вдвое, прошел еще саженей десять, опять присел на корточки, стараюсь удостовериться — много ли воров?

Шелестели о листья падающие яблоки, глухо ударялись о землю, а вокруг яблони вприпрыжку сновали силуэты.