Лишь только ребята выпили по второй чарке, как в дверь настойчиво постучали.
Тетка Агапиха, узнав голос, всполошилась.
— Атаман!
Все притихли и посмотрели на Яшку. Никто не знал, чем кончится, если не открыть дверь такому гостю, и тем более не знали, что будет, если открыть.
— Садитесь за стол. Ешьте! Пейте!.. Левка, возьми гармошку, Федька, пляши. Ну, веселее! — скомандовал Яшка, а когда хата наполнилась гамом и топотом ног, велел тетке Агапихе открыть дверь.
В хату, щуря глаза, вошел атаман Калина, следом за ним — Нефед Мироныч.
— Видал? — переглянулся он с атаманом. — Свадьба, истинно кошачья свадьба!
Калина обвел глазами участников вечеринки, задержал строгий взгляд на ведре с вином и, поправив усы и выпятив живот, начальственно спросил:
— Кто тут хозяин?
— Я, — боязливо отозвалась стоявшая позади него тетка Агапиха.
Атаман презрительно скосил на нее глаза и, не удостоив ее ни одним словом, грозно загремел:
— Я спрашиваю, кто это гульбище непутевое под годовой праздник устроил?
— Я, — спокойно ответил Яшка, выходя вперед и заложив руки за спину, — Я устроил, Василь Семеныч, а они, — указал он на парней и девчат, — мои гости. Могу и вас пригласить, ежели не чураетесь молодых людей.
— И я, — вышел Леон на середину комнаты, козырьком фуражки прикрывая шишку на лбу.
— И я, — подкатился юлой Федька, притопывая ногами и гримасничая.
Калина не знал, на кого смотреть и что говорить. Он растерянно глянул на Нефеда Мироныча, на ребят и затоптался на месте.
Настя подошла к нему, задорно встряхнула головой:
— И я, Василь Семеныч. На леваде ж я вам говорила: мол, нонче вечером погутарим, помните?
Лицо у Калины побагровело, усы его зашевелились, и не успел он ответить, как из-за стола встала Оксана и сказала:
— Разве у вас в хуторе воры есть, господин Калина, что вы так поздно обходите хаты? То-то мой дядя, полковник Суховеров, так плохо отзывается о Кундрючевке, когда бывает в нашем доме!
Калина знал, что полковник Суховеров — помощник наказного атамана, и того, что Оксана назвала его дядей, было достаточно, чтобы повергнуть атамана в смятение.
— Я не знаю, как вас… Но ведь я ничего, барышня! Я ж только так, глянуть зашел — для порядка! — смущенно пролепетал он и невольно опустил руки к лампасам, как будто перед ним стоял сам полковник.
Но на Нефеда Мироныча слова Оксаны не подействовали. Он хмуро посмотрел на нее, на ее белое маркизетовое платье, на модные шевровые туфли с пряжками и потом строго глянул на Яшку. Тот стоял, как купец, в тройке, с бронзовой цепочкой на жилете — прямой, красивый и дерзкий. И Нефед Мироныч подумал: «Ловкий, шельма, любой девке голову закружит… А это и есть та вертихвостка благородная? Вишь, какая на язык!» — подумал, а вслух грубо сказал, видя, что кум его испугался имени начальства:
— Яшка, Алена, сейчас же домой, там распытаемся. А тебе, барышня…
— Не тебе, а «вам»? — поправила Оксана.
— Не велика шишка, знаем, чья… А тебе… — Но Яшка не дал ему сказать.
— Идите домой, батя. Не срамите себя и нас с Аленкой, раз не умеете обращаться с образованными людьми.
Этого Нефед Мироныч не мог снести. Расставив ноги, он зычно процедил сквозь зубы:
— А-а, паршивец, так ты с отцом, значит? Отца учить, как обращаться со всякими…
— Замолчите! — на всю хату крикнул Яшка, так что девчата испуганно переглянулись — не свет ли перевернулся, что сын так разговаривает с отцом?
— Пойдем, кум! Ну, и за каким лешим нас занесло сюда, дураков старых? — поспешил вмешаться Калина. — Это ж наши казачата веселятся, и управляет ими сын твой. Пошли, пошли! — потащил он Нефеда Мироныча за рукав к двери.
— Ну, придешь ты у меня домой! — вращая белками, грозился Нефед Мироныч. — Мы с тобой погутарим… Я с тобой потолкую, бродяга!
Яшка заложил руки назад и, как бык, наклонив вихрастую голову, двинулся на отца. Лицо его с черными усиками побледнело, в темных глазах сверкали злые огоньки, на лакированных сапогах, на бронзовой цепочке вспыхивали блики, белая рубаха была полурасстегнута, шаг — уверенный, и в этом блеске наряда его, в тяжелой, смелой поступи было что-то значительное, привлекательное и страшное.